"Юрий Шутов. Собчачье сердце ("Ворье" #1) " - читать интересную книгу автора

было время, когда у нее в гардеробе еще не висело сразу несколько дубленок
(этого символа классических понятий бескрайних периферийных российских
просторов о "роскошной" городской жизни.
Она внимала моему рассказу с интересом на дармовщинку жующего, особенно
той части, когда я на заре своей шальной юности, как Джек Лондон, со
старательским лотком шатался вдоль всего советского "Юкона" по Колыме и
Чукотке, иногда сохраняя намытый золотой песок в патронных гильзах от
охотничьего ружья. При упоминании осеннего колымского неба, где из ледяной
бездны так много смотрело на меня не задымленных городами чистых звезд,
Людмила Борисовна, вкушая разносол, загадочно улыбалась, как Мона Лиза.
Когда же я поведал о том, как золотой песок в больших количествах
приходилось в одиночестве сушить в сковородке над таежным костром, у супруги
Собчака в глазах возник легкий блеск помешательства.
Свое попадание в тюрьму я объяснил Собчаку тем, что если, к примеру,
кирпич нестандартных размеров, то, несмотря на все его качественные
характеристики, использован он в общей кладке быть не может, иначе разрушит
саму стену. Поэтому кирпич и отбрасывают, так сказать, изолируют от всех,
как и случилось со мною в 1981 году.
Закончили мы первый ужин довольно поздно. Чтобы исключить обычную
неловкость, мой помощник рассчитался с официантом заранее.
Проходя через уже готовившийся к полному расходу зал, по которому
слонялись погрязшие в ресторанной ревности и блуде барышни, Людмила
Борисовна, ловя взгляды окружающих, нервно покусывала свой газовый шарфик.
Собчак не кусал ничего.
Домой ехали на моей машине. Оказалось, что мы живем на одной улице.
Дома наши стояли рядом, и оба (малоудобные "корабли". Я засунул в
автомобильный магнитофон кассету с записью Баха в современной аранжировке и
сильным, чистым звучанием. Время пути было раздавлено космической музыкой.
До самого дома мы молчали. Лишь изредка Собчак косился на меня, сидящего за
pулeм. У парадной, не выходя из машины, Анатолий Александрович напрямую
заявил, что пытается собрать команду единомышленников, пока, правда,
неизвестно для чего, но если я соглашусь, то он предлагает мне в нее войти.
Поблагодарив за доверие к малознакомому человеку, я выразил желание в
дальнейшем уточнить задачи и определиться с кругом своих предполагаемых
обязанностей. Путеводная звезда этого рвущегося к ней профессора уже была
видна невооруженным глазом. Зовется эта звезда властью.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Через несколько дней мы встретились вновь. Он опять приехал ко мне. На
этот раз один. Снова решили поужинать, но сегодня говорил Собчак. Я жевал и
слушал.
Многие сидящие в зале в моем собеседнике уже узнавали пламенного
солиста нового союзного парламента опереточного созыва. Он тоже с
удовлетворением взирал на зеленую поросль молодых побегов своей завтрашней
бешеной популярности, еще не будучи пренебрежителен к пришедшей впоследствии
славе.
Нашу беседу прервал какой-то армянин в кожаной черной куртке и галстуке
"бабочка-регат" расцветкой под американский флаг, что явно не гармонировало
с общепринятым протоколом этого ресторанчика нарочито русского стиля. Он
подскочил и, поставив на наш стол бутылку коньяка, обратился в зал с пылкими
словами благодарности к скромно сидящему Собчаку, который, по словам