Глава 1

Сгусток огня пролетел над макушкой, обдав Шута жаром, и угодил в смородиновый куст, что тут же воспламенился. Промахнувшаяся ведьма выругалась сквозь зубы, но не стала тратить время на создание нового заклятья и стремглав кинулась к своему коню. Конь, впрочем, поступил со своей хозяйкой самым эгоистичным образом и, спасая собственную шкуру, ускакал как можно дальше пожара. Ну а поскольку горела стараниями девушки добрая половина поляны, идти к нему было совсем не близко.

Ведьмочка, однако, оказалась личностью упертой и, не обращая внимания на царапающие ее ветки и подворачивающиеся под ноги корни деревьев, целеустремленно понеслась к пегому жеребцу, как ни в чем не бывало щиплющему травку на соседней поляне.

У Шута все это действо вызывало лишь легкую улыбку. Убегать от эльфа в лесу? Удачи, девочка! Без долгих размышлений он наклонил вниз одну из еловых веток, и ведьмочка упала, споткнувшись о непонятно откуда взявшуюся на ее пути корягу. Упрямица, правда, немедленно вскочила на ноги, но не тут-то было: ветки густо разросшихся кустарников, словно сговорившись, вцепились в подол ее платья, не давая ей двинуться с места. Что ж, никогда нельзя забывать, что лес не любит людей: он навеки предан эльфам.

Не прошло и трех секунд, как Шут оказался рядом с плененной ведьмой. Вот и славно, прелюдия кончилась! Эта маленькая победа стоила ему опаленной одежды и многочисленных ожогов, но это была вполне справедливая цена. Девушка была не то, чтобы сказочно прекрасна, но чем-то все же неумолимо привлекательна. Настолько, что, увидев ее в каком-то безликом баре такого же безликого провинциального города, он не удержался и поехал за ней. Причем долго ехал, пока что-то не дернуло ее остановиться в лесу. Его это абсолютно устраивало. Он любил лес, как и все эльфы. В частности потому, что, даже не обладая особыми магическими способностями, здесь он был всесилен. Ну, или почти всесилен.

— Что тебе нужно? — вперила в него яростный взгляд ведьма. А темперамента-то сколько, мать честная… Откуда бы ему взяться у девушки, воспитанной, судя по одежде и повадкам, в лучших традициях высшего общества? Хотя, эти маги чего только себе не позволяют… Но так даже интересней.

— Ты и нужна, — невозмутимо ответил эльф, с удовольствием ее разглядывая и в который раз убеждаясь, что у него замечательный вкус.

— Пошел к черту! — немедленно отреагировала девчонка, чем вызвала у Шута лишь желание расхохотаться. Боже всевышний, она еще пытается ему хамить! Какая, однако, бесстрашная оригиналка ему попалась! Забавно.

А вот Сангрите ,[1] как в быту называли пленницу друзья, забавной ситуация ни в коем разе не казалась. Более того, она не находила ни одной причины симпатизировать незнакомому эльфу, с самыми недружелюбными намерениями гонявшему ее по лесу. Печальней же всего было то, что лес, окружавший их, совершенно очевидно подчинялся этому странному субъекту. Не зря говорят, что растительность в окрестностях Лесного города волшебная. В общем-то, именно из-за красивых россказней она сюда и приехала: интересно же увидеть все своими глазами. Но ничего удивительного здешняя природа ей так и не показала, если, конечно, не считать чудом одного крайне подозрительного эльфа.

— Даже не приближайся! — воскликнула ведьма, с силой вырывая подол из цепких объятий кустарников и делая стремительный шаг назад. На ветках остались клочки ткани, что, однако, совершенно не помешало им в следующий момент вцепиться в девушку с новой силой.

— Придется смириться, — невозмутимо ответил Шут и, притянув девушку к себе, принялся распускать шнуровку на ее платье.

— Не прикасайся ко мне! — Сангрита брыкалась в безуспешных попытках оттолкнуть эльфа и одновременно составляла новое заклятье. Правда, волшебный лес снова не упустил шанса ей подгадить и, как раз в тот момент, когда огненная струя должна была озадачить эльфа тушением собственной роскошной шевелюры, кусты потянули ее вниз, и она упала, захлебываясь собственной магией.

А потом началось то, что позже ведьма лаконично окрестила адом. По крайней мере, так страшно и больно ей не было еще никогда. По сравнению с этим, даже сломанная в раннем детстве нога казалась чем-то приятным и радостным.

К счастью, основная часть мучений продлилась не долго, и уже через десять минут эльф, как ни в чем не бывало, вскочил в седло и исчез за деревьями, бросив на прощание театральное «Прощай, сладкая моя!».

Нельзя сказать, чтобы Сангриту это не радовало. То недолгое время, что ей довелось с ним общаться, оставило за собой неистовое желание покончить с собой или, если кто-то сдуру спасет, уйти в монастырь. Но поскольку монастыря поблизости не было, а на какие-либо телодвижения сил не оставалось, девушка так и осталась лежать в траве, наедине с собственным унижением и суицидальными мыслями.

И все же противоречивая натура, порой заставлявшая ее бросаться из крайности в крайность, не позволила депрессии завладеть юной ведьмочкой полностью.

«Ну хорошо, тебя только что изнасиловал незнакомый эльф. Но это ведь не повод кончать жизнь самоубийством!» — яростно возмущалось второе Я, отличавшееся редкостной прямолинейностью и тем целеустремленным оптимизмом, что довел бы до истерики даже мертвого.

«Хорошо?!! О да, просто великолепно! Ты хоть поняла, что только что сказала? Ее из-на-си-ло-ва-ли! Понятно тебе? Обошлись хуже, чем с последней уличной шлюхой!» — оскорбилась одна из суицидальных мыслей, отстаивая все то безрадостное, что царило сейчас у Сангриты в душе.

«И что, отправляться теперь в мир иной?! А зачем вообще так мелочиться?! Давай окончательно откажемся от рассудка, купим большой кинжал и двинемся искать этого эльфа по всему Королевству. Будем мстить! Замечательно патетичный и глупый поступок, кстати. Не хуже, чем смерть от больного самолюбия!»

— Ну-ну, уже побежала развешивать объявления. «Молодая девушка ищет красивого одинокого эльфа, страдающего недержанием члена. Для последующей кастрации», — мрачно пробормотала себе под нос Сангрита.

В голове царила полная каша и ведьмочке все явственнее стало казаться, что еще немного, и она в ней безвозвратно утонет — сама станет маньячкой поопасней ее недавнего знакомого. Только специализироваться она будет исключительно на представителях его остроухой расы. Зато, какие интригующие слухи пойдут по Королевству!

Внутреннее Я удовлетворенно хмыкнуло и закончило свою яростную перепалку с мрачными мыслями, видимо решив, что раз способность иронизировать Сангрита не утратила, то серьезная опасность ее психике не грозит. Мысли же, в свою очередь, осознали, что их хозяйка больше настроена действовать, чем вяло предаваться апатии, и благоразумно попрятались по темным углам подсознания, чтобы вернуться в более удобный момент.

— Ладно, по крайней мере, все уже закончилось, — относительно утешила себя ведьмочка, вставая с земли и машинально кутаясь в плащ уехавшего эльфа. Ее маньяк галантно подарил его ей, так как от платья, по его же, кстати, вине, остались одни лохмотья.

— Тоже мне рыцарь без страха и упрека, — вновь рассердилась девушка. Продолжая ворчать подобным образом, она словно бы по капле выплескивала все те негативные эмоции, что накопились и жгли ее изнутри по вине так неудачно повстречавшегося на ее пути эльфа. Бессмысленная ругань не могла вернуть душевное равновесие, зато превосходно отвлекала от жалости к себе-любимой и даже способствовала развитию какой-никакой надежды на то, что ее неприятности почти закончились.

Вот если бы только к ней снова вернулась ее магия! В пылу тщетных попыток отбиться и убежать от сумасшедшего маньяка, Сангрита неосознанно сделала то, чего никогда не сделает ни один серьезный маг — позволила Потоку течь бесконтрольно. Каждый волшебник в своей сфере был чем-то вроде плотины на реке, состоящей из голой, необузданной магической силы. Эта сила нуждалась в постоянном контроле. Тех же, кто контроль терял, Поток попросту сносил, блокируя на какое-то время способности. В особо опасных случаях они исчезали навсегда.

Чувствуя поднявшееся с новой силой нервное напряжение и готовность суицидальных мыслей снова ее мучить, ведьмочка судорожно сжала зубы, поднялась на ноги и, огибая затухающие кострища, направилась к пегому коню, что мирно щипал травку на непострадавшей от огня стороне поляны.

Огонь был любимой стихией Сангриты. Она давалась ей охотней других и приносила больше всего удовлетворения. Не мудрено, что, стараясь защититься от посягательств на свою честь, она инстинктивно использовала именно огонь. Правда, на этот раз он не сильно ей помог. Она не удержала Поток, и он захлестнул ее с головой.

Девушка оглядела наполовину сгоревшую поляну и глубоко вздохнула. Спасать было уже нечего. Пока она общалась со своим маньяком, магия выжгла все, на что ее хватило. Сейчас же остались лишь маленькие костры, тушить которые было бессмысленно. Все равно скоро, как только остатки высвобожденной силы выдохнутся, они погаснут сами. Да и не может она ничего сделать: волшебство с этого момента для нее под большим вопросом.

Сангрита подозвала коня, кое-как взгромоздилась в седло и, подарив выжженной поляне еще один грустный взгляд, направилась в сторону ближайшего населенного пункта, снедаемая горечью и бессильным сожалением о том, что эльфу, на его счастье, Поток ничего не сделал.

«Опять! Опять этот кошмарный сон! Ну сколько можно уже! О, если бог существует, то он явно грешник похуже меня!» — примерно такие мысли одолевали Шута последние несколько часов, то бишь с того момента, как давний кошмар в очередной раз заставил его проснуться среди ночи в холодном поту.

И после этого еще говорят, что время лечит, а прошлое не вернуть! Черта с два! Забудешь тут, когда чуть ли не каждую ночь видишь события столетней давности, ни на секунду не относящиеся к приятным воспоминаниям. В последнее время этот адский сон стал напоминать о себе с просто-таки пугающей частотой. Порой измученный эльф даже специально не спал по нескольку суток, чтобы только не видеть то, что и так слишком прочно засело в памяти.

Дефект, просто-таки волшебно непослушный и самонадеянный конь, воспользовался временной апатией хозяина и, с твердым намерением достичь цели, не дав ему опомниться, кинулся в сторону ближайшей деревни, не заостряя внимания на том, что несется к ней по непролазным зарослям. Его инстинкты вполне можно было понять, ведь хозяин, пребывая после своих остросюжетных сновидений на грани истерики, повел себя соответственно состоянию и рванул из Лесного города в неизвестном направлении. Приключений, вестимо, искать среди ночи. Некомфортно ему, видите ли, стало в родовом поместье, обязательно нужно нестись черт знает куда, черт знает зачем!

Сам же лорд Демолир, бывший придворный шут, а так же последний представитель одного из древнейших эльфийских семейств, давно уже перестал искать объяснение своему неадекватному поведению и просто шел на поводу эмоций и желаний. Благо, он мог себе это позволить. Он жил на свете чуть больше трех веков, имел кучу денег, громкую фамилию, славу гениального виолончелиста и внушал боязливое уважение каждому, кто его видел. Он объехал, кажется, весь свет и видел столько самых разнообразных личностей и явлений, что спокойная размеренная жизнь лишь навевала скуку. Эта скука, вкупе с одиночеством, присутствовала в его жизни вот уже лет шестьдесят и стала настолько привычной и естественной, что самостоятельно разобраться в собственных чувствах и понять, что же ему все-таки от жизни нужно, уже не представлялось возможным. Единственное, что он знал наверняка, было то, что останься в живых его жена и дети, все было бы гораздо проще. По крайней мере, у него был бы хоть кто-то, ради кого стоит жить. А время все-таки не лечит. Сто лет прошло, а он до сих пор видит во сне, как голодный волк-оборотень убивает его семью, вновь чувствует, как звериные зубы впиваются в него самого, делая отныне таким же неприкаянным изгоем, вынужденным каждое полнолуние превращаться в животное.

Помнится, сразу после похорон, в попытке убежать от воспоминаний, он уехал на продолжительные гастроли, с которых так, в общем-то, и не вернулся. С тех пор Шут почти не жил в своем поместье, лишь изредка приезжал на месяц-другой, когда дорога заводила его в Лесной Город. В этот раз находиться дома оказалось особенно мучительно, и уже через неделю лорд Демолир вновь исчез в неизвестном направлении, а на пустынном ночном тракте появился Шут — одинокий бродячий музыкант с туманным прошлым.

— Интересно, есть ли в Королевстве хоть одно такое же невменяемое животное как ты? — умиленно проворчал эльф, осознав, что давно находится в какой-то глуши, и потянул носом воздух. Радовало одно: хоть Дефект и завез его в непролазные кущи, тонкое волчье обоняние подсказывало, что где-то совсем рядом живут люди, так что долго искать цивилизацию не придется. Впрочем, угольно-черный жеребец с выбеленными, по приказу хозяина, гривой и хвостом, всегда был исключительно умным животным. Наверное, поэтому Шута и не раздражали его бесконечные чудачества.

Маленькая человеческая деревушка показалась где-то через час. Состояла она из двух коротких улиц, пустыря с общим колодцем посередине и обветшалого постоялого двора. Судя по внешнему виду, большую часть доходов хозяин делал на продаже самопального эля местным мужикам, но никак не на предоставлении крова путешественникам. Впрочем, это мелкое поселение, расположившееся в стороне от главной дороги, явно не тянуло на торгово-культурный центр и вряд ли так уж часто посещалось путниками.

Понаблюдав какое-то время, как конюх сражается с нежелающим ему подчиняться Дефектом, Шут мысленно отметил, что руки у всех представителей человеческой расы растут не оттуда, откуда надо, а все прекрасное, что на свете есть — заслуга эльфов, и направился ко входу в гостиницу. Поединок конюх-Дефект он видел уже много раз с самыми разными участниками со стороны конюха, но сюжет всегда был один и тот же: конь упрямится, пока изможденный слуга не падает на землю, а потом смирненько, без посторонней помощи заходит в стойло.

«Мать честная!» — мысленно ужаснулся эльф, узрев обеденный зал своего временного пристанища. Безусловно, ему всякое приходилось видеть, но убогость этого помещения даже его не могла оставить равнодушным. В голове зародилась будоражащая мысль о том, что неплохо бы убраться отсюда и остановиться в более приличном месте, но на поиски этого приличного места сил уже не оставалось. Последние трое суток он, по уже понятным причинам, спал урывками и отчетливо понимал, что больше не в состоянии проехать ни версты.

Собрав все мужество, лорд Демолир вошел в зал и чуть не споткнулся на ровном месте: дрожащий свет одной из немногочисленных свечей тускло освещал изящную фигурку девушки, сидящей за столиком и ее, хорошо ему запомнившуюся, огненно-рыжую шевелюру. Волк где-то внутри музыканта яростно зарычал, как если бы девушка подошла и сунула ему в морду горящий факел. Животные вообще огонь не любят, оборотней же он и вовсе сводит с ума. Волчья ярость стала потихоньку передаваться и Шуту, но в этот момент в голове мелькнула по-эльфийски беспечная мысль о том, что такими рыжими, наверное, бывают только ведьмы, и душевное равновесие вновь пришло в норму.

Помнится, после кратковременного общения с этой девицей, эльф всерьез задумался о том, что за пятиминутное удовольствие, которое она ему доставила, он вполне мог заплатить жизнью или, что тоже не радует, серьезными ожогами, с которыми не справились бы даже повышенные регенерационные способности оборотня. Но все же ему повезло. С тех пор как голодный волк сделал его вдовцом, ему всегда везло. Может, так в его случае проявлялось жизненное равновесие, а может, дело было в том, что жизнь потеряла для него свое значение, и через все ее испытания он проходил скорее по привычке, не отмечая их как что-то важное. Блаженных, как известно, боги оберегают.

Вот и в последний раз опасность прошла мимо. То ли ведьмочка еще никогда не убивала и не пыталась намеренно причинить физическую боль, то ли просто была посредственным магом. В силу своей категоричности и абсолютного нежелания судить о людях непредвзято, Шут больше склонялся ко второму варианту. Сомнительно, чтобы в столь юном возрасте можно было представлять собой что-то существенное, да и как, живя в столь жестоком мире, не пропитаться этой жестокостью до мозга костей?

Пожалуй, Сангрита бы долго и запальчиво спорила с этим утверждением, вздумай Шут обронить его вслух. Но эльф молчал: меньше всего ему хотелось вести дискуссии о нравственности с некогда изнасилованной им девицей. Ему вообще редко кто-то нравился настолько, чтобы оголять душу и мериться в суждениях. И уж точно в эту категорию никак не вписывались женщины, которые ложились к нему в постель, особенно если учесть, что случалось это, все чаще, без их согласия. Все свои краткие связи Шут даже не помнил, а эти несчастные, зацепившие себе на беду его взгляд и заставившие разыграться фантазию, рассматривались им лишь как средство получения удовольствия.

Успокоив свое донельзя возмущенное чувство прекрасного тем, что терпеть убожество этой сараеподобной гостиницы придется лишь до утра, музыкант с холодно-надменным видом прошествовал к барной стойке, где скучал сонный хозяин, время от времени бросая на свою постоялицу-полуночницу завистливые взгляды. У той сонливости не было ни в одном глазу: она полностью погрузилась в какие-то записи и не замечала ни безмолвную тоску бармена, ни обшарпанность зала, ни печально знакомого ей эльфа. Прервав на секунду свою кропотливую работу, девушка с хмурым видом просмотрела написанное, сердито скомкала лист и принялась что-то чертить, на этот раз на салфетке, так как бумага закончилась. На столешнице скопилась целая куча мятых шариков: очевидно ведьма сидела здесь давно и безуспешно.

Демолир же окинул хозяина взглядом аристократа, по нелепой случайности оказавшегося в окружении быдла, и, заказав комнату, отправился наверх. Он так и не подал виду, что знает рыжеволосую ведьму. Та, в свою очередь, тоже не спешила с ним здороваться, что только радовало. Шуту она была неинтересна и перспектива обсуждения ее возможных к нему претензий вызывала лишь раздражение.

Равно как и обеденный зал, комната радужных впечатлений не вызывала. Старые обои, ветхий скрипучий пол, исцарапанная мебель… Взгляд же на кровать вызвал тоскливое воспоминание об огромном роскошном ложе в хозяйской спальне его особняка. Спать там, в отличие от узкого гостиничного недоразумения, было сущим блаженством. Мда… эту ночь ему явно стоило провести там. Если бы только не чертов кошмар!

Вернувшиеся мысли о давнем сне окончательно отбили всякую охоту ложиться спать. Снова видеть, как, один за другим, умирают члены его семьи не хотелось, а в том, что кошмар снова вернется, сомнений не было. Раньше он снился ему каждые полгода, в последнее время — каждую неделю. И ни разу не было, чтобы он переставал сниться, не закончившись. Даже если Шут просыпался задолго до конца, сон продолжался на следующую ночь, с прерванного места. Следовательно, стоит ему сейчас отключиться, как пытка возобновится с новой силой.

Непрестанно жалея себя и обвиняя весь мир в чудовищном заговоре с целью окончательно свести одного небезызвестного эльфийского лорда с ума, музыкант покопался в вещах и достал маленькую шкатулку. Он был бы и рад по-настоящему потерять рассудок, ведь с безумия, как говорится, спроса нет, но небеса упрямо отказывали ему в этом подарке. Наверное, почувствовав наплевательское отношение что общества, что высших сил, Шут и пустился во все тяжкие. Если уж его мирное, благообразное существование все равно никому не нужно… Что же касается личных моральных принципов, то к себе это словосочетание он затруднялся применить. Может, и не осталось у него уже никаких принципов?

В шкатулке было не что иное, как Чудо-порошок. Собираясь впопыхах, он все же не забыл наполнить ее, зная, что долго без него не выдержит. Наркотики давно уже стали для музыканта каким-никаким, но лекарством от паскудности жизни. Иллюзии, в отличие от реальности, скуку не навевали, а, напротив, были делом чрезвычайно интересным. Правда, чтобы таковыми они и оставались, дозу приходилось постоянно увеличивать и, к настоящему моменту, от количества порошка, которое Шут принимал за раз, запросто мог скончаться любой здоровый мужчина в расцвете сил. Его же, как всегда, спасала принадлежность к оборотням. Только поэтому он был до сих пор жив и не страдал всеми теми многочисленными заболеваниями, которые вызывает длительное принятие наркотиков.

…Просторный, безупречно украшенный бальный зал заполняют танцующие пары. Музыка в самом разгаре, прелестные молодые леди из знатнейших семей беспечно вальсируют с не менее родовитыми кавалерами. И он тоже с кем-то танцует… С какой-то очередной красавицей кукольной внешности, что уже минуты две безостановочно, воодушевленно, захлебываясь словами говорит ему что-то о музыке, в которой абсолютно не разбирается. Как же ее зовут? Агнесс? Ангелия? Анита? А, неважно. Она несет какую-то околесицу, а он, сохраняя на лице заинтересованное выражение, украдкой поглядывает на Мелиссу. Будь его воля, он танцевал бы только с ней. Ну и еще с дочерью. Хотя, на каждый танец с ней находится столько претендентов, что напоминать о себе даже как-то неловко. Она очень похожа на мать. И внешне, и характером… До того как он женился на Мелиссе, ее многочисленные поклонники выстраивались в очереди, чтобы хоть раз пройтись с ней в кадрили и бились на дуэлях, если кому-то казалось, что на его право находиться рядом с синеглазой эльфийкой кто-то бесчестно посягает… И это бы продолжалось до сих пор, если бы не замужество. Красота его жены все так же ослепляет и вселяет желание совершать ради нее подвиги, писать о ней стихи и кричать во все горло, что женщины восхитительнее нет на свете. И, конечно, он бы ни за что не отправился по собственной воле танцевать с какой-то малолетней кокеткой, если бы она не была дочерью его хороших знакомых. Мелисса же, тем временем, стоит у окна и увлеченно о чем-то беседует с графиней… А графиню-то как зовут? Черт ее знает, надо будет поинтересоваться у жены.

А танец близится к концу. Наконец-то, скоро можно будет вернуться к благоверной и не мучить себя больше всякими болтливыми дурехами! Вот только почему его гложет какое-то неприятное предчувствие? Интуиция? Глупость какая. Наверное, его просто утомила эта Адель. Или Алисия?

Еще круг вальса и танец закончен. Обмен любезностями с партнершей, светская беседа с ее отцом, льстивые комплименты в адрес ее матери… Ах, как замечательно, что он давно женат и его никто не будет обрабатывать как возможного жениха! И, кстати говоря, где его дети и жена? Взгляд в сторону окна, около которого она стояла: ну какая же все-таки сегодня красивая луна!.. И тут чувство реальности покидает его.

Откуда в зале взялся волк?! Это чья-то неудачная шутка? Где Мелисса?! Кажется, его плохое предчувствие начинает оправдываться… Так где… Нет! Только не это! Это жестоко, слишком жестоко! Это просто не может быть правдой! Нет, нет, нет…

Шут закурил, чувствуя, что руки нервно трясутся. Он слишком хорошо знал продолжение этой истории: голодная волчица нападает на его беззащитную жену, с которой только что разговаривала в человеческой ипостаси, его сын пытается оттащить злобно рычащее животное, его дочь бросается на подмогу брату… Чем она-то могла помочь, глупышка? Но умирали они одинаково мучительно. Когда он, наконец, пробрался через паникующую толпу к месту событий, еще жива была только Мелисса, но и ей оставались считанные минуты. Кажется, от испуга и растерянности он нес что-то горько-патетичное. Хуже всего было осознавать, что все получилось слишком непредсказуемо, быстро, что он был слишком далеко, чтобы как-то помочь… и что сделать уже ничего не может. Разве что покончить с собой, уйти вслед за ними. А она, словно прочитав мысли, тихо просит держать себя в руках и остаться жить, что бы ни случилось. И он до сих пор держит слово. Несмотря на то, что волчица (для полного комплекта, наверное) цапнула еще и его, сделав таким же опасным для окружающих. Несмотря на то, что с каждым годом все больше хочется нарушить обещание и неизвестно, насколько еще его хватит. Раньше, по крайней мере, его личная драма не снилась ему так часто. Да что там говорить, раньше она ему только снилась, а сейчас он это видит даже под действием Чудо-порошка!

Эльф судорожно докурил сигару и, ничуть не успокоившись, с легким налетом истерики подумал: «Интересно, а если я напьюсь до беспамятства, я снова увижу то же самое, или на алкоголь мой кошмар пока не распространяется? Проверить, что ли?» Прикинув, что сейчас, должно быть, часа три ночи и времени у него еще достаточно, музыкант спустился вниз, в теперь уже абсолютно пустой обеденный зал, бросил на барную стойку пару золотых и без лишней скромности полез в бар. Будучи эльфом весьма привередливым, а также зная, что, благодаря еще одной способности оборотней, пьянеет очень медленно, копался он там долго. В конечном счете его выбор остановился на бутылке крепчайшего эля и трех бутылках коньяка, которые хозяин явно держал для себя: больно уж хороши они были для местных жителей.

Разобравшись же с тем, что пить, Шут задумался над тем, с кем это делать. Пить в одиночку — удел невежественного быдла. Разбудить, что ли, хозяина? Но пить со слугой… это уже смахивает на привычку опустившегося алкоголика. Очень кстати ему вспомнилась та рыжеволосая девица, что не так давно занималась здесь чистописанием. Одна из ее мятых бумажек, упав на пол, до сих пор там валялась, не замеченная ни трактирщиком, ни хозяйкой. Что ж, это уже лучше: по крайней мере, они друг друга знают. Поинтересоваться ее именем он, правда, не удосужился, но это уже нюансы, недостойные внимания.

Музыкант, довольный, что таки нашел себе собутыльника, прихватил пару бокалов и штопор и снова отправился наверх: будить Сангриту. Благо, найти ее номер по запаху не составило никакого труда.

«Нет, только не ты!» — мысленно простонала Сангрита, узрев на пороге высокую фигуру ненавистного ей эльфа. Тусклый свет свечи не позволял рассмотреть лицо, но знакомая седая челка, заметная даже в темноте и резко контрастирующая с черными от природы волосами, сомнений не оставляла. И чего притащился? Пару часов назад, столкнувшись с ней в обеденном зале, он что-то не изъявил желания отмечать бывшую жертву своим вниманием, и такое положение вещей ее вполне устраивало. Хотя, конечно, будь ее магия снова с ней, живым бы этот подонок от нее не ушел. Калечить кого-либо ей, правда, еще не доводилось… Впрочем, так грязно и бесчестно с ней тоже еще никто не обращался. По жизни она была человеком сознательным и чутким, но упрямо прилагала все усилия, чтобы об этом никто не узнал. Гораздо проще спрятаться за выдуманный образ, чем постоянно решать чужие проблемы и, в сущности, мириться с тем, что твоей добротой пользуются все, кому не лень.

— Вы ошиблись! — с паническими нотками в голосе воскликнула девушка и, не дав Шуту вставить и слово, захлопнула дверь. Само собой, впускать его она не собиралась: еще неизвестно, что этому психу опять стукнет в голову! Хватит с нее нервотрепки! Они расстались всего неделю назад, и эта неделя стала худшим периодом в ее жизни. Связь с Потоком никак не восстанавливалась, радужных предпосылок этому тоже не было, а рассчитать точные последствия она не могла, потому что куча мелких, но очень важных деталей трагедии прошла мимо нее: этот озабоченный эльф ее порядком отвлек. И что, спрашивается, с этим делать? Сменить вид деятельности? К счастью, магия — не единственный талант, которым одарила ее природа. Волшебниками были ее родители, дедушка и все предки по его линии. А вот бабушка не знала ни одного заклятья, но была замечательной актрисой.

Сангрите очень повезло, и она унаследовала лучшие таланты своих родственников. Однако магия для любого волшебника всегда не просто работа или развлечение, а часть души. К магии привыкаешь и потом уже не видишь свою жизнь без нее. Только за семь дней ощущения этой необъяснимой тоски и внутренней пустоты хотелось лезть на стену. А что же с ней будет через месяц… через год? К тому же, если ее дедушка узнает, что уже в первом самостоятельном путешествии она умудрилась вляпаться в неприятности и потерять силу — локальный конец света ей обеспечен.

Об этом ведьмочка старалась не думать, посвящая все свое время поискам решения проблемы. За последнее время она успела облазить библиотеки и книжные магазины всех окрестных городов и, обложившись книгами, приехала в эту глухую деревушку в надежде, что здесь ей не встретится никто из знакомых. Но, судя по всему, у Всевышнего были свои планы на ее счет, раз уж ей помешали уже на третий день, причем не кто-нибудь, а именно тот, по чьей вине вся эта каша заварилась.

Когда он появился на пороге гостиницы, Сангрите захотелось провалиться сквозь землю или, на худой конец, спрятаться под стол. Но поскольку это действие уж точно не прошло бы незамеченным, ей оставалось только сделать вид, что кроме неудачных чертежей и выписок из магических томов, ее больше ничего не интересует. Роль была сыграна идеально, спасибо бабушке-актрисе за уроки актерского мастерства, но если бы эльфу вдруг приспичило, скажем, поужинать за соседним столиком, у нее бы точно случился нервный припадок. Как только он скрылся наверху, девушка немедленно собрала свои записи и стремглав кинулась в свою комнату, где час ходила взад-вперед, обдумывая свое положение и еще сорок минут, в попытке расслабиться, отмокала в ванной. Но, как только проблемы, наконец, перестали казаться такими уж страшными и неразрешимыми, в дверь требовательно постучали.

«Хрен тебе, чертов сукин сын! Не впущу ни за какие сокровища!» — запальчиво подумала Сангрита и устало оперлась на дверь, оглядывая комнату в поисках ключа. И почему она сразу не заперлась на замок?

Однако Шут не собирался сдаваться без боя, что тотчас же доказал, толкая без разрешения дверь и протискиваясь в образовавшуюся щель.

В свою очередь, Сангрита почувствовала, что дверь настойчиво подталкивает ее к середине комнаты. Понимая, что еще немного — и у нее появятся все шансы полететь туда кубарем, девушка благоразумно отошла, пропуская нежданного гостя. Тот не заставил себя ждать и стремительно прошествовал к столу, позвякивая бутылками и бокалами.

— Очень мило с твоей стороны навестить меня среди ночи. В этот раз ты решил меня споить? — ядовито поинтересовалась Сангрита, не желая мириться с обществом эльфа-извращенца.

— Да-да, ты очень догадлива, прелесть моя! — подтвердил Шут, раздумывая, что открыть первым: эль или коньяк. — Споить и опять изнасиловать. Но, заметь, в этот раз чуть романтичнее, да? Ночь, звезды, алкоголь ударяет в голову, ты плюешь на все морали и запреты и падаешь в руки коварного маньяка, который только того и ждет… Чем не бардовская романтика?.. — патетично бормотал он, открывая первую бутылку коньяка. Руки все еще нервно дрожали, так что попасть штопором в пробку удалось лишь раза с пятого.

Ведьма наблюдала за его манипуляциями со смесью возмущения, удивления и любопытства. Страха, как ни странно, не было. Она вообще мало чего боялась. Наверное, потому, что за восемнадцать лет жизни еще не нашла того, кто разуверил бы ее в собственном всемогуществе. Трудно чувствовать себя беззащитной, когда в любой момент можешь познакомить обидчика с парой-тройкой боевых заклятий. Впрочем, Шут сделал все, чтобы она это ощущение испытала. Но природное упрямство и неумирающая надежда вернуть связь с Потоком не давали ей испугаться.

Когда же музыкант, разливая дрожащими руками коньяк, намочил ее книги, появилось раздражение.

— Ты окончательно спятил, алмаз души моей? — елейно, в тон Шуту, осведомилась девушка и, уже с проблесками гнева в голосе, продолжила, — Я даже видеть тебя не хочу, не говоря уже о том, чтобы вместе пить коньяк!

— Желание леди — закон! — эльф издевательски ухмыльнулся и задул единственную в комнате свечу. — Теперь ты меня не видишь.

Зато он видел в темноте прекрасно. По-эльфийски бесшумно приблизившись к Сангрите, музыкант протянул ей бокал и резко выдохнул на ухо:

— Ну что, пьем за любовь?

Ведьмочка инстинктивно шарахнулась в сторону. Как раз в ту, с которой ей протягивали бокал, так что его содержимое частично оказалось на рубашке Шута и частично — на полу.

— С тобой — только не чокаясь! — ответила Сангрита и, под аккомпанемент истошно бьющегося сердца, отошла подальше от эльфа. Поскольку глаза к темноте еще не привыкли, двигаться пришлось на ощупь.

— О господи, да ты холодный циник и ничего не понимаешь в эстетике чувств! А я вот выпью за любовь, — отмахнулся музыкант и залпом осушил бокал. Горло неприятно обожгло, но он не обратил на это внимания. Ему хотелось поскорее забыться, чему он надеялся поспособствовать скоростным потреблением коньяка и околесицей, забавно шокирующей рыжую девчонку.

Сняв мокрую рубашку, эльф снова наполнил бокалы, развалился в ближайшем кресле и вперил в девушку выжидательный взгляд.

— Ну, расскажи мне что-нибудь, огненноволосая!

— Рассказать что-нибудь? — немедленно откликнулась Сангрита. — О, я могу рассказать, как найти выход из моей комнаты! И из гостиницы тоже. И вообще из этой деревни. Не хочешь воспользоваться информацией?

— Непременно, только позже! А сейчас лучше придумай, за что еще выпить.

— За дружбу? — разочарованно вздохнула ведьма. То, что выгнать гостя не получится, было очевидно. Единственное, что ей оставалось — это слушать его бредни и ждать, когда же он опьянеет до состояния ничего не воспринимающего бревна.

— Нет, за дружбу неинтересно! Давай что-нибудь более страстное.

— Ну выпей за оргазм.

Это предложение эльфу понравилось больше, и он влил в себя очередную порцию коньяка.

Далее следовало еще много тостов, которые Сангрита выдумывала от нечего делать и за которые Шут исправно пил. Сама она, зная, что теряет голову уже после первого бокала, к алкоголю так и не притронулась. Зато эльф с успехом напивался за двоих. К концу второй бутылки он порядком подзабыл, кто он такой, где находится и с кем вообще разговаривает. Помнил только свой основанный на реальных событиях сон, заставивший сюда прийти.

Впрочем, когда дело дошло до эля, из памяти исчез и он, зато память Сангриты обогатилась кучей ненужной ей информации о собеседнике, который бесхитростно все выбалтывал.

Когда выпивка закончилась, она уже доподлинно знала, какие проблемы его мучают, откуда они исходят и что с ними делать, хотя последнего, кстати говоря, не знал и сам Шут.

— А снова жениться ты не хочешь? — поинтересовалась девушка, выслушав исповедь о потере семьи и пустоте, которая поселилась в его душе. Поинтересовалась, на самом деле, просто чтобы в разговоре не было пауз, хотя действительно считала, что лекарством для собеседника может стать разве что новая жизнь. Впрочем, если учесть, сколько он выпил, она очень сомневалась, что услышит внятный и связный ответ. Она его и не дождалась. Посражавшись какое-то время с заплетающимся языком, Шут выдал нечленораздельную тарабарщину, встал с кресла и направился к выходу. Далеко он не ушел. Поскользнувшись на луже пролитого еще в трезвом состоянии коньяка, музыкант растянулся на полу и затих.

— эм… Шут? — нерешительно окликнула эльфа Сангрита. — Шут? Ты жив?

В ответ раздалось неопределенное мычание, которое можно было истолковать как утвердительный ответ или же как «да, я жив, но не прочь бы умереть».

Поколебавшись, девушка решила выяснить это точно. В конце концов, ей же надо что-то делать, если ему взбредет в голову скоропостижно скончаться?

Лужа попалась под ногу очень некстати… Повторяя траекторию полета Шута, ведьма помянула нехорошим словом коньяк, который Шут так неудачно разлил, самого Шута, что приперся среди ночи с бутылками, эту деревню и гостиницу, где они встретились, весь этот день, тот день, когда она этого эльфа впервые увидела и еще раз его самого. Единственная польза, которую она узрела в его существовании, заключалась в том, что именно он смягчил собой ее падение. Шуту, впрочем, уже было на все плевать.

— Ты решила лечь ко мне? Как это мило! — еле внятно пробормотал музыкант, машинально обнял ведьмочку и уже через несколько секунд заснул беспробудным сном.

Сангрита еще минут пять пыталась выкарабкаться из объятий и встать на ноги, но Шут держал ее крепко и просыпаться никак не хотел. В конце концов, девушка смирилась со своей участью, кое-как стянула со стоящей неподалеку кровати одеяло и, устроившись удобнее, попыталась заснуть.

Помимо жесточайшей головной боли, день принес Шуту множество любопытных загадок. Например, он абсолютно не мог понять, где находится, почему лежит на полу и… а, собственно, с кем это он тут лежит?

Скосив глаза, лорд Демолир тут же наткнулся взглядом на знакомую рыжую шевелюру. Так, с партнершей все понятно… Хотя, нет, далеко не все. Он ее что, опять изнасиловал? Тогда почему он все еще жив, а она преспокойненько спит в объятиях ненавистного маньяка-извращенца? Нет, руки он, похоже, все-таки не распускал. Но тогда тем более непонятно, что между ними вчера произошло! Стоп… а где его рубашка?

Осознав, что верхнюю часть костюма он где-то потерял, музыкант снова преисполнился подозрениями. Правда, брюки, что намного важнее, были на месте, но это не успокаивало. Если учесть, что отказывать себе в чем-либо Шут не привык, а фантазия у него буйная… Зачем-то же он начал раздеваться! К тому же на девушке был надел всего лишь халат… Из ванны он ее, что ли, вытащил, когда пришел?

Размышляя о том, есть ли что-нибудь под этим халатом, эльф наткнулся взглядом на пустые бутылки, снова посмотрел на Сангриту… и пришел к неожиданному выводу, что спьяну она могла и не сопротивляться. В таком случае ему лучше бы поскорее отсюда убраться: мало ли, что этой девице может прийти в голову!..

«Мало ли, что этому двинутому на почве романтики маньяку может прийти в голову!» — подумала, тем временем, Сангрита и решила не подавать виду, что проснулась. А то и в самом деле, мало ли…

Она, в отличие от Шута, все помнила прекрасно, а вот в твердости его памяти очень правильно сомневалась. И если учесть его хроническую невменяемость… Да пошло все к черту, общаться еще с ним с утра пораньше! Ей и за прошедшую ночь этого удовольствия хватило выше крыши. Может, он не станет ее будить и уйдет не попрощавшись? Как это было бы прекрасно!

У Шута, впрочем, были свои представления о прекрасном. Природное любопытство не позволяло ему сбежать, не выяснив, что же он тут вытворял, так что девушку нужно было будить. Вот только как бы это сделать так, чтобы не испортить ей с ходу настроение и беспрепятственно выудить всю информацию о вчерашней эпопее? Он ведь даже имени ее до сих пор не знает! Рассудив, что фраза «прелесть моя, я тут хотел спросить, как тебя зовут» в данном случае будет звучать хоть и в его стиле, но девушку не обрадует, эльф решил довериться старому проверенному средству, от которого женщины неизменно просыпаются в хорошем расположении духа.

— Не прикасайся ко мне, чертов извращенец! — гневно воскликнула Сангрита, почувствовав, что ей в рот настойчиво тычется чей-то горячий язык. А она так надеялась, что ее ночной посетитель наконец-то оставит ее в покое! Еще чего! Судя по всему, избавиться от него будет не так-то просто.

— Почему? — бездумно ляпнул Шут. — Я тебе так не нравлюсь?

— А почему ты должен мне нравиться?!

— Например, потому, что я красивый, галантный, богатый и знатный эльф, а также талантливый виолончелист, — наставительно сообщил музыкант, уже позабывший, о чем собирался говорить с Сангритой и пребывавший в культурном шоке от того, что кто-то может не ценить его достоинств.

— А еще ты грязный извращенец, ненормальный маньяк, который трахает все, что движется, вплоть до изнасилования девушки в лесу! К тому же, после трех бутылок коньяка и бутылки эля от тебя несет так, что возникает сильнейшее желание утопить тебя в кофейнике! — «И, ко всему прочему, ты оборотень!» — хотела было еще добавить она, но вовремя прикусила язык. Неизвестно, помнит ли он о том, что выболтал ей свою тайну. Вряд ли эта новость смогла бы его обрадовать.

— Эй, я, между прочим, почти гений! Блаженных нельзя обижать! — возмутился эльф. Обижала его, по большей части, не сказанная правда, а факт того, что на эту правду было нечего возразить.

— Нельзя. Но, как правило, они плохо заканчивают, — мрачно сообщила ведьма, прожигая собеседника сердитым взглядом. Если бы она не утратила способности, от Шута давно бы осталась горстка пепла.

Музыкант в ответ лишь неопределенно хмыкнул, кое-как встал, цепляясь за мебель, и, уже с высоты собственного роста, еще раз оглядел комнату.

— Слушай, а что мы здесь вчера делали?

— Ты методично напивался и нес пафосную ахинею, а я все это слушала и впустую надеялась, что ты оставишь меня в покое. Кстати, не хочешь, наконец, покинуть мою комнату? — все так же хмуро поделилась воспоминаниями Сангрита, пытаясь предугадать, уйдет этот эльф или опять что-нибудь выкинет и навяжет свое общество.

— Нет уж, сначала объясни, где моя рубашка и почему я проснулся на полу рядом с тобой. Ты решила отплатить мне за сцену в лесу той же монетой, но по какой-то причине не довела дело до конца?

Шут, предвкушая, что ведьмочка вот-вот начнет злиться, сознательно нес бред сивой кобылы. Очень уж она забавно реагировала на глупости, которыми была заполнена его голова.

— Конечно, только об этом и мечтала! Жаль только, что ты упал в обморок, как только я сняла с тебя рубашку и сбегала за плетью, — ехидно сообщила девушка и, в подтверждение своих слов махнула в сторону стола, на котором и в самом деле лежала плеть. Вообще-то она была ритуальной, являлась магическим артефактом и к садомазохизму никакого отношения не имела, но Шуту об этом знать было вовсе не обязательно.

— Действительно жаль. Но ничего, закончишь начатое как-нибудь в другой раз. А сейчас мне пора, — с приторной нежностью сообщил эльф и направился к двери, раздумывая, зачем на самом деле этой девице плеть. — Кстати, — обернулся он уже на пороге, — как тебя хоть зовут, сладкая?

— Сангрита. И, смею надеяться, нам больше не придется общаться, — угрожающе произнесла девушка, хотя совершенно не представляла, что сможет сделать ему без магии.

— Ты была сама гостеприимность, Сангрита! Тьфу, всегда ненавидел этот коктейль, — с этими словами музыкант соизволил выйти, так и оставив у девушки свою рубашку.

«Плащ, рубашка… Интересно, а в следующий раз он у меня брюки забудет?» — подумала ведьма, опасаясь, что этот «следующий раз» все же может наступить.

Но опасения были напрасны. К обеду Шут избавился от похмелья и тут же уехал, не отмечая девушку какими-либо прощаниями.

Сангрита только вздохнула с облегчением.