"Василий Шукшин. Из детских лет Ивана Попова" - читать интересную книгу автора

метра на три и подумал, что я уже мертвый. А он раскорячил ноги, нагнул
голову и смотрит на меня. Я тоже смотрю на него. Мне показалось, что мы
долго так смотрели друг на друга. Я боялся пошевелиться. Думаю, как с
собакой: встанешь, он опять кинется. Потом все-таки потихоньку стал
подниматься... Бык стоит. Смотрит. Я поднялся и пошел от него задом.
Кое-как доковылял до бригады. Задница огнем горит... Хорошо, еще не рогом
попал (они у него широченные, лбом угодил), - сидеть бы мне у него на
голове, как снопу на вилах.
Бригадир разозлился на быка, вырвал из телеги железный курок и побежал в
просо. Через пять минут видим, летит наш бригадир сломя голову, за ним
бык. Бежит бригадир и орет:
- Стреляйте в него! Стреляйте, что вы стоите?! Спорет ведь он меня!..
Забыл с перепугу, что ружья ни у кого нет - у нас их позабирали, как
началась война.
Ребятишки и бабы, увидев разъяренного быка, - кто куда, врассыпную. Я
лежал на животе возле избушки. Бык протопал мимо - не обратил внимания.
Видно, Петрунька с железным курком насолил ему здорово. Пробежал бык
совсем близко, аж земля задрожала. У меня сердце в пятки ушло.
Петрунька туда - бык за ним, Петрунька сюда - бык за ним, гоняет его по
ограде. Загнал в угол. Петрунька, как птица, взлетел на плетень - и на ту
сторону. Бык, не останавливаясь, с ходу саданул рогами в плетень, вырвал
его с кольями, и пронес, и сбросил. Тогда только остановился. Ему накинули
волосяную петлю на шею, стянули, измучили, потом продели веревку в кольцо
и привязали к столбу.
По давней традиции (она, как ни странно, сохранялась и в войну) после
того, как табак уберут с плантации, высушат и свезут в город на табачную
фабрику, бригада гуляет. Валили какую-нибудь скотину, варили, жарили...
Привозили из деревни самогонку и - начиналось.
На этот раз забили моего быка. Трое мужиков взяли его и повели на чистую
травку - неподалеку от избушки. Бык покорно шел за ними. А они несли
кувалду, ножи, стираную холстину... Я убежал из бригады, чтобы не
услышать, как он заревет. И все-таки я услышал, как он взревел - негромко,
глухо, коротко, как вроде сказал: "Ой!" К горлу мне подступил горький
комок; я вцепился руками в траву, стиснул зубы и зажмурился. Я видел его
глаза... В тот момент, когда он, раскорячив ноги, стоял и смотрел на меня,
повергнутого на землю, - пожалел он меня тогда, пожалел.
Мяса я не ел - не мог. И было обидно, что не могу как следует наесться -
такой "рубон" нечасто бывает.


Самолет

Мы, четверо пацанов: Шуя, Жаренок, Ленька и я, шагаем с сундучками в гору.
Поступаем в автомобильный техникум. Через три с половиной года будем
техниками-механиками по ремонту и эксплуатации автотранспорта. Техникум -
в городе, точнее, за городом, километрах в семи, в бывшем монастыре. Идти
надо обрывистым правым берегом широкой реки. Это мой второй приезд в этот
город. Душа потихоньку болит - тревожно, охота домой. Однако надо выходить
в люди. Не знал я тогда, что навсегда ухожу из родного села. То есть буду
еще приезжать потом, но - так, отдышаться... Вот уж не знал!