"Борис Штерн. Эфиоп, или Последний из КГБ (Книга 2)" - читать интересную книгу автора

ночь обходил монашеские кельи, желая знать, как проводят монахи время. Если
услышит, как кто-либо беседует, собравшись вдвоем или втроем, то он тогда
стукнет к ним в дверь, дав знать о своем приходе, и отойдет. А наутро,
призвав к себе, заводил разговор с притчами да намеками. От. Одевался он
так, что даже нищие принимали его за своего; а Гайдамака сказал, что многие
святые во все времена носят латаные штаны, хотя вполне могут купить себе
приличный костюм. От. Одно из трех: то ли они прикидываются, то ли им
наплевать на свою внешность, то ли латаные штаны нужны им как символ во имя.
Так сказал Гайдамака. "Труд облагораживает человека", - говорил ему отец
Павло, а Гайдамака отвечал: "Если трудно, значит, плохо. Облагораживает
безделье". От.
Однажды незадолго до пасхи Гайдамака с братией угощались телом и кровью
господней, тут отец Павло опять стукнул в дверь и ушел, а утром сказал
Гайдамаке: "У тебя, брат, сердце ржавою коростой обросло. Сущий диавол!
Зачем ты из монастыря колхоз устраиваешь и братию смущаешь? Не лучше ли тебе
уйти от нас, пока я княжью дружину не вызвал?" Гайдамака осерчал и ответил:
"Я свободен, я и пойду!" - "Иди, иди... от", - был ответ отца Павла с
осквернением уст".
- Вам что-то непонятно? - спросил майор. Гайдамака пожал плечами.
Подозрение перешло в холодную уверенность: отец Павло предал, написал
компромат, его слог. Майор усмехнулся и продолжил чтение:
"Гайдамака и пошел, куда глаза глядят. Не успел он спуститься к Днепру,
как вдруг из оврага, который впоследствии станет Крещатиком, выехали ему
навстречу три добрых молодца в полном богатырском параде с кистенями в
руках. От. Посреди Гайдамака узнал своего оруженосца Алешку Поповича, а по
бокам двух братьев Свердловых. Пока он рассуждал как бы половчее
вооружиться, они дорогу к Днепру перекрыли - ни пройти, ни проехать. В ответ
на эту демонстрацию Гайдамака вырвал с корнем молодой дубок и потряс им,
очищая корни от земли. На Свердловых это произвело впечатление, теперь можно
было поговорить. "Зачем ты, Алешка, в богатырское вырядился, костюм
оскверняешь?" - спросил Гайдамака, хотя уже понимал, в чем тут дело.
Оруженосец смутился, но ответил нагло: "Зовут меня теперь не Алешка, а
Алексей Алексеич. Меня вчера сами Илья Иваныч Муромец под богатырскую
присягу привели". - "За что же тебе такая честь без кандидатского стажа?" -
удивился Гайдамака. "А за подвиги мои богатырские. - Тут Алешка стал
загибать пальцы. - За победу над Васькой Прекрасным, да за победу над Змеем
Тугариным, да за победу над разбойниками в грязях смоленских... да за
открытие Сибири, от!" - "Ты что болтаешь, дурень? Это же мои подвиги!"
Майор взглянул на Гайдамаку, прервал чтение и спросил:
- Что с вами?
Икотка прошла, но навалилось кое-что похуже - у Гайдамаки потемнело в
глазах, и всеми фибрами живота он почувствовал, что от внезапного липкого
страха перед ночными допросами при ясной Луне, бля, ему уже не сдержать в
желудке опять взбунтовавшуюся конину, которая уже съела гороховый суп и
красную шапочку, набралась сил и хитроумно решила на этот раз прорваться на
волю не вверх и вперед, а с тыла - вниз и назад.
- Можно мне в туалет сходить? - жалисно попросился Гайдамака, хватаясь
за живот.
- Облегчиться, что ли? Оправиться? Почему же нельзя, если приспичило?
Сходите. Только добро зря для храбрости переводите.