"Борис Штерн. Эфиоп" - читать интересную книгу автораМы рады голову сломать И, презирая лень и негу, Кричим: пошел, ыбенаматъ! Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас; нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей! Катит по-прежнему телега; Под вечер мы привыкли к ней И, дремля, едем до ночлега - а время гонит лошадей*5. Гамилькару очень правилась последняя строка "А время гонит лошадей", ну и, конечно же, эта таинственная "ыбенамать", которой не было в словаре Даля и которую он произносил по-русски и слитно, не имея аналога в языке офир. - Не ыбенамать, а ебена мать, - меланхолично поправил Гумилев, пиная ленивого осла. - Впрочем, можно и слитно, можно и через "ы". Это дело можно по-всякому. Между прочим, Пушкин обладал очень большим и нестандартным кюхельбекером. Хоть ножки тоненькие, эротические*6, зато кюхельбекер у него был знатный - то, что надо. И Гумилев показал ему понятный, общечеловеческий жест согнутой в локте рукой. - О, понял! - восхитился Гамилькар и налил пальмовое вино из бурдюка в большие кружки. Так в увлекательных беседах проходило время. - У нас, у русских, существует неосознанная тяга к Офиру, - говорил Гумилев, когда они делали последний переход через пустыню перед въездом в Офир, а на горизонте уже дрожали, как миражи, Лунные горы. - Как и у офирян к России, - заметил Гамилькар. - Почему так? - Не знаю. Наши страны ни в чем не похожи. Офир - это райский сад, Россия - наоборот, райский зад. Львы, купидоны и Ганнибалы в России не водятся. А в Офире нет снега, медведей и Александров. Самого Гумилева звали Николаем, но в душе он, конечно, был Александром, как Пушкин. - Сходство в одном - ни Офир, ни Россию никто не мог завоевать, - сказал Гумилев. - Всех захватчиков уничтожали или прикармливали. Не мытьем, так |
|
|