"Рудольф Штайнер. Очерк теории познания Гетевского мировоззрения", составленный принимая во внимание Шиллера" - читать интересную книгу автора

проявления и только таким образом становились объектами науки. Это чисто
методический принцип. Он ровно ничего не высказывает о содержании того, что
дается опытом. Если утверждать, что только восприятия чувств могут
быть
предметом науки, как это делает материализм, то не следовало бы опираться
на
этот принцип. Чувственно ли или идейно содержание - об этом принцип этот не
произносит суждения. Но если мы захотим в определенном случае применить его
в вышеупомянутой строжайшей форме, тогда он действительно требует одной
предпосылки. Он требует, чтобы предметы, как они являются в опыте, уже имели
форму, которая удовлетворяла бы научному запросу. В опыте внешних чувств
этого, как мы видели, не бывает. Это имеет место только в мышлении.
Только в мышлении принцип опыта может быть применен в своей самой
крайней форме.
Однако это не исключает возможности распространять этот принцип и на
прочий мир. Кроме самой крайней, он имеет еще и иные формы. Если для
научного объяснения какого-либо предмета мы не можем оставить его таким, как
он непосредственно воспринимается, то объяснение все-таки может быть
достигнуто таким образом, что необходимые для него средства привлекаются из
других областей мира опыта. При этом мы еще не переступаем за пределы "опыта
вообще".
Основанная в духе миросозерцания Гете наука о познании делает главное
ударение на том, чтобы оставаться непременно верной принципу опыта. Никто не
признавал за этим принципом такого исключительного права, как Гете. Он
отстаивал его с такой именно строгостью, как это было указано выше. Все
высшие воззрения на природу должны были являться не чем иным, как опытом.
Они должны были быть "высшей природой внутри природы".
В своей статье "Природа" он говорит, что мы не в состоянии выйти из
природы. Если мы хотим получить о ней понятие в этом его смысле, то мы
должны внутри ее самой найти средства для этого.
Как могла бы, однако, наука о познании опираться на принцип опыта, если
бы мы в какой-либо точке самого опыта не находили основного элемента всякой
научности: идейную закономерность. Нам надо только, как мы видели, принять
этот элемент; нам надо только углубиться в него. Ибо он находится в опыте.
Посмотрим, действительно ли мышление выступает пред нами и осознается
нашей индивидуальностью таким образом, что мы вправе приписать ему указанные
признаки. Всякий, кто обратит внимание на этот пункт, найдет существенную
разницу между тем, как мы осознаем внешнее явление чувственной
действительности или даже какой-нибудь другой процесс нашей духовной жизни,
и тем, как мы воспринимаем наше собственное мышление. В первом случае мы
определенно сознаем, что соприкасаемся с чем-то готовым, и именно готовым,
поскольку оно стало явлением без нашего определяющего влияния на его
возникновение. Иначе обстоит дело с мышлением. Оно только в первый момент
является нам однородным с остальным опытом. Если мы постигаем какую-нибудь
мысль, мы знаем - при всей непосредственности, с какой она выступает в
нашем сознании, - что мы тесно соединены с образом ее возникновения. Если у
меня возникла какая-нибудь мысль совершенно внезапно, так что появление ее в
известном отношении совершенно сходно с появлением внешнего события,
сообщение о котором должно быть доставлено мне сначала моим зрением и
слухом, то я все-таки знаю, что поле появления этой мысли есть мое сознание;