"Михаил Шолохов. Рассказы, очерки, фельетоны, статьи, выступления (ПСС том 8)" - читать интересную книгу автора

есть, жена или семейный агитатор? Я сам большой, а что касается победы, так
мы ее у фашистов вместе с горлом вынем, не беспокойся!"
Отец, тот, конечно, покрепче, но без наказа и тут не обошлось:
"Смотри, - говорит, - Виктор, фамилия Герасимовых - это не простая фамилия.
Ты - потомственный рабочий; прадед твой еще у Строганова работал; наша
фамилия сотни лет железо для родины делала, и чтобы ты на этой войне был
железным. Власть-то - твоя, она тебя командиром запаса до войны держала, и
должен ты врага бить крепко".
"Будет сделано, отец".
По пути на вокзал забежал в райком партии. Секретарь у нас был какой-то
очень сухой, рассудочный человек... Ну, думаю, уж если жена с отцом меня на
дорогу агитировали, то этот вовсе спуску не даст, двинет какую-нибудь речугу
на полчаса, обязательно двинет! А получилось все наоборот. "Садись,
Герасимов, - говорит мой секретарь, - перед дорогой посидим минутку по
старому обычаю".
Посидели мы с ним немного, помолчали, потом он встал, и вижу - очки у
него будто бы отпотели... Вот, думаю, чудеса какие нынче происходят! А
секретарь и говорит: "Все ясно и понятно, товарищ Герасимов. Помню я тебя
еще вот таким, лопоухим, когда ты пионерский галстук носил, помню затем
комсомольцем, знаю и как коммуниста на протяжении десяти лет. Иди, бей гадов
беспощадно! Парторганизация на тебя надеется". Первый раз в жизни
расцеловался я со своим секретарем, и, черт его знает, показался он тогда
мне вовсе не таким уж сухарем, как раньше...
И до того мне тепло стало от этой его душевности, что вышел я из
райкома радостный и взволнованный.
А тут еще жена развеселила. Сами понимаете, что провожать мужа на фронт
никакой жене невесело; ну, и моя жена, конечно, тоже растерялась немного от
горя, все хотела что-то важное сказать, а в голове у нее сквозняк получился,
все мысли вылетели. И вот уже поезд тронулся, а она идет рядом с моим
вагоном, руку мою из своей не выпускает и быстро так говорит:
"Смотри, Витя, береги себя, не простудись там, на фронте". - "Что ты, -
говорю ей, - Надя, что ты! Ни за что не простужусь. Там климат отличный и
очень даже умеренный". И горько мне было расставаться, и веселее стало от
милых и глупеньких слов жены, и такое зло взяло на немцев. Ну, думаю,
тронули нас, вероломные соседи, - теперь держитесь! Вколем мы вам по первое
число!
Герасимов помолчал несколько минут, прислушиваясь к вспыхнувшей на
переднем крае пулеметной перестрелке, потом, когда стрельба прекратилась,
так же внезапно, как и началась, продолжал:
- До войны на завод к нам поступали машины из Германии. При сборке,
бывало, раз по пять ощупаю каждую деталь, осмотрю ее со всех сторон. Ничего
не скажешь - умные руки эти машины делали. Книги немецких писателей читал и
любил и как-то привык с уважением относиться к немецкому народу. Правда,
иной раз обидно становилось за то, что такой трудолюбивый и талантливый
народ терпит у себя самый паскудный гитлеровский режим, но это было в конце
концов их дело. Потом началась война в Западной Европе...
И вот еду я на фронт и думаю: техника у немцев сильная, армия - тоже
ничего себе. Черт возьми, с таким противником даже интересно подраться и
наломать ему бока. Мы-то тоже к сорок первому году были не лыком шиты.
Признаться, особой честности я от этого противника не ждал, какая уж там