"Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга четвертая (ПСС том 5)" - читать интересную книгу автора

глазок; жужжали бархатисто-пыльные шмели; на венчиках луговых цветов
покачивались смуглые дикие пчелы. Они срывались и несли в тенистые
прохладные дупла душистую "обножку". С тополевых веток капал сок. А из-под
куста боярышника сочился бражный и терпкий душок гниющей прошлогодней
листвы.
Ненасытно вдыхала многообразные запахи леса сидевшая неподвижно
Аксинья. Исполненный чудесного и многоголосого звучания лес жил
могущественной первородною жизнью. Поемная почва луга, в избытке насыщенная
весенней влагой, выметывала и растила такое богатое разнотравье, что глаза
Аксиньи терялись в этом чудеснейшем сплетении цветов и трав.
Улыбаясь и беззвучно шевеля губами, она осторожно перебирала стебельки
безыменных голубеньких, скромных цветов, потом перегнулась полнеющим станом,
чтобы понюхать, и вдруг уловила томительный и сладостный аромат ландыша.
Пошарив руками, она нашла его. Он рос тут же, под непроницаемо-тенистым
кустом. Широкие, некогда зеленые листья все еще ревниво берегли от солнца
низкорослый горбатенький стебелек, увенчанный снежно-белыми пониклыми
чашечками цветов. Но умирали покрытые росой и желтой ржавчиной листья, да и
самого цветка уже коснулся смертный тлен: две нижних чашечки сморщились и
почернели, лишь верхушка - вся в искрящихся слезинках росы - вдруг вспыхнула
под солнцем слепящей пленительной белизной.
И почему-то за этот короткий миг, когда сквозь слезы рассматривала
цветок и вдыхала грустный его запах, вспомнилась Аксинье молодость и вся ее
долгая и бедная радостями жизнь. Что ж, стара, видно, стала Аксинья...
Станет ли женщина смолоду плакать оттого, что за сердце схватит случайное
воспоминание?
Так в слезах и уснула, лежа ничком, схоронив в ладонях заплаканное
лицо, прижавшись опухшей и мокрой щекой к скомканному платку.
Сильнее дул ветер, клонил на запад вершины тополей и верб. Раскачивался
бледный ствол ясеня, окутанный белым кипящим вихрем мечущейся листвы. Ветер
снижался, падал на доцветающий куст шиповника, под которым спала Аксинья, и
тогда, словно вспугнутая стая сказочных зеленых птиц, с тревожным шелестом
взлетали листья, роняя розовые перья-лепестки. Осыпанная призавявшими
лепестками шиповника, спала Аксинья и не слышала ни угрюмоватого лесного
шума, ни возобновившейся за Доном стрельбы, не чувствовала, как ставшее в
зенит солнце палит ее непокрытую голову. Проснулась, заслышав над собою
людскую речь и конское пырсканье, поспешно привстала.
Около нее стоял, держа в поводу оседланную белоноздрую лошадь, молодой
белоусый и белозубый казак. Он широко улыбался, поводил плечами,
приплясывал, выговаривал хриповатым, но приятным тенорком слова веселой
песни:

Я упала да лежу,
На все стороны гляжу.
Туда глядь,
Сюда глядь,
Меня некому поднять!
Оглянулася назад -
Позади стоит казак..

- Я и сама встану! - улыбнулась Аксинья и проворно вскочила, оправляя