"Михаил Шолохов. Писатель и вождь. Переписка Шолохова с И.В.Сталиным 1931-1950 " - читать интересную книгу автора

список" писателя лишь один раз был удостоен упоминанием вождя - в 1941 году;
в предисловии к первому изданию "Тихого Дона" после присуждения Сталинской
премии значилось: "Шолохов - истинный любимец Сталина". Зато определенно
знаю: стоило Сталину однажды оповестить об "ошибках и недостатках" в романе,
так рассчитанный на миллионы школьный учебник "запамятовал" упомянуть факт
присуждения этой премии).
Агитпроп сделал свое дело, но до конца не ушел. Нынешние
политконъюнктурщики не любят рассказывать, ради чего Шолохов общался со
Сталиным, но охотно тиражируют давней поры оценки, лишь неуклюже
перелицовывая их с "позитива" на "негатив". 1993 год - одна
миллионнотиражная газета вослед многим другим оповестила: "Сталинист
Шолохов, в массовом сознании предстающий (и не без оснований) столпом
рухнувшей системы, классиком соцреализма..."
Тема "Шолохов и Сталин" сугубо биографического свойства в силу
значимости этих персон в истории неминуемо преобразуется в особую для
истории категорию: "Писатель и Власть". Или, может быть, даже так -
"Писатель и Совесть", если не забывать, как необычайно неоднозначно
складывались отношения партии и писателей.
ШОЛОХОВ И СТАЛИН. Выскажу как будто бы парадокс: нельзя познавать
отношения Сталина и Шолохова по этой книжке; в равной степени, как и по
отдельным, выхваченным из контекста их биографий, высказываниям писателя о
тех или иных чертах характера или поступках вождя. Поэтому отринем первое
побуждение - ограничить изучение темы только на основе переписки, тем более
расставлять акценты, используя заглавные в ней обращения "уважаемый" или
"дорогой". Выяснение отношений может стать достоверным, если эпистолярий
воссоединить и с художественным, и с газетным наследием.
Что, однако, анализировать предпочтительнее: романы - в них сгусток
философского осмысления жизни... газетное перо - оно электризуется токами
общественного мнения, злобой дня и требованиями-пожеланиями редакций, что
совокупно порождает неизбежное чувство самоцензуры? Читаю признания
(оправдания?) Б. Пастернака, как смог появиться его поэтический цикл во
славу Сталина: "Искренняя попытка жить думами времени и ему в тон" (Б.
Пастернак. Собр. соч., т. 2. М., 1989, с. 620).
Какой бы ни была степень доверия к художественному или к журналистскому
творчеству, ради объективности обратим свое внимание к обоим.
Романы... "Тихий Дон" - для многих, как проверял, полная неожиданность,
что он без имени Сталина. Поразительнейший факт! Напомню, в каком
историческом и политическом контексте вешенец отказался увековечивать вождя
в своей эпопее. Вешенское восстание и оборона Царицына, столь стратегически
важная для судьбы революции, соседствуют и по времени, и окровавленными
степями. Сталин по заданию Ленина один из организаторов обороны - и не
случайно награжден орденом. К моменту работы писателя над томом, где стал
описывать Вешенское восстание, и город уже наречен в честь вождя, и
отпраздновано в невиданном размахе 50-летие Сталина, и по
юбилейно-подхалимскому почину "красного маршала" Ворошилова (статья и
брошюра) он отныне непререкаемый "гениальный организатор обороны" и вообще
"гений военного искусства". "Поднятая целина" - и здесь невероятное: Сталин
не персонифицируется в контексте агитпроповского понятия "сталинская
коллективизация" ни портретом, ни сюжетными сценами. Его имя фигурирует
только со строго "служебными целями": как автор статьи "Головокружение от