"Михаил Шолохов. Семейный человек" - читать интересную книгу автора

Стою я промеж них, колени у меня трясутся, но видимости не подаю, что
жалко мне сына, Данилушку-то... Поведу глазами этак в стороны, вижу -
шепчутся казаки и головами на меня кивают... Подошел ко мне вахмистр
Аркашка, спрашивает:
- Ты что же, Микишара, будешь коммунов бить?
- Буду, злодеев таких-сяких!..
- Ну, на тебе штык и становись на крыльцо. Дает мне штык, а сам
ощеряется: - Примечаем мы за тобой, Микишара... Гляди - плохо будет.
Стал я на порожках, думаю: "Матерь пречистая, неужто я сына буду
убивать?"
Слышу у сотенного крик. Вывели пленных, а попереди Данила мой... Глянул
я на него, и захолодала у меня душа... Голова у него вспухла, как ведро,-
будго освежеванная... Кровь комом спеклась, перчатки пуховые на голове, чтоб
не по голому месту били... Кровью напитались они и к волосам присохли... Это
их дорогой к хутору били... Идет он по сенцам, качается. Глянул на меня,
руки протянул... Хочет улыбнуться, а глаза в синих подтеках, и один кровью
заплыл.
Понял я тут: ежели не вдарю его, то убьют меня свои же хуторные,
останутся малые дети горькими сиротами... Поравнялся он со мной.
- Батя,- говорит,- родной мой, прощай!..
Слезы у него кровь по щекам смывают, а я... насилу руку поднял... будто
окостенел... В кулаке у меня штык зажатый. Вдарил я его тем концом, какой на
винтовку надевается. В это место вдарил, повыше уха... Он как крикнет,- ой!
- заслонил лицо ладонями и упал с порожек... Казаки гогочут:
- Омочай их, Микишара! Ты, видно, прижеливаешь свово Данилку!.. Бей, а
то тебе кровицу пустим!..
Сотенный вышел на крыльцо, сам ругается, а в глазах - смех... Как
начали их штыками пороть, у меня душа замутилась. Кинулся я в уличку бежать,
глянул в сторону - увидал, как Данилушку мово по земле катают. Воткнул ему
вахмистр штык в горло, а он только - кррр.
Внизу под напором воды хрустнули доски парома, слышно было, как хлынула
вода, а верба дрогнула и тягуче заскрипела. Микишара потрогал ногою
вздыбившуюся корму, сказал, выбивая из трубки желтую метелицу искр:
- Утопает наш паром, завтра придется до полудня дневалить на вербе. Вот
случай какой выпал!..
Долго молчал, потом, понижая голос, глухо заговорил:
- Меня за ето дело в старшие урядники произвели...
Много воды в Дону утекло с той поры, а досель вот ночьми иной раз
слышу, как будто кто хрипит, захлебывается... Тогда, как бежал, слышал
Данилушкин-то хрип... Вот она, совесть, и убивает...
До весны держали мы фронт против красных, потом соединился с нами
генерал Секретов, и погнали красных за Дон, в Саратовскую губернию. Я -
человек семейный, а от службы никакого послабления не дали, потому что сыны
в большевиках. Дошли мы до города Балашова. Про Ивана - сына старшего - ни
слуху ни духу. Как прознали казаки - чума их ведает, что Иван от красных
перешел и служит в тридцать шестой казачьей батарее. Грозились хуторные:
"Ежели найдем где Ваньку, душу вынем".
Заняли мы одну деревню, а тридцать шестая там...
Нашли мово Ивана, скрутили и приводят в сотню. Тут его люто избили
казаки и сказали мне: