"Михаил Шолохов. Семейный человек" - читать интересную книгу автора

вернется, старость ее пригреет, а ты, должно, близко к сердцу не принимаешь
того, что она, мать твоя, белым днем чахнет по тебе, а ночьми слезами
материнскими исходит... Все вы, сынки, таковские... Пока не нажил своего
приплоду, до тех пор и не лежит у вас душа к родительским страданьям. А
сколько их кажному приходится переносить?
Иная баба порет рыбу и раздавит желчь; уху-то хлебаешь, а в ней горечь
неподобная. Так вот и я: живу, только хлебать-то припадает самую горечь...
Иной раз терпишь-терпишь, да и скажешь: "Жизня, жизня, когда ты
похужеешь?.."
Ты человек не свойский, посторонний,- вот ты и обсуди умом: в какую
петлю мне голову просовывать?
Есть у меня дочь Наташка, нонешний год идет ей семнадцатая весна. Вот
она и говорит:
- Гребостно мне с вами, батя, за одним столом исть. Как погляжу я на
ваши руки, так сразу вспомню, что этими руками вы братов побили; и с души
рвать меня тянет...
А этого она, сучка, не понимает, через кого все так поделалось? Да все
через них же, через детей!
Женился я молодым; баба мне попалась плодющая, восьмерых голопузых
нажеребила, а на девятом скопытилась. Родить-то родила, только на пятый день
в домовину убралась от горячки... Остался я один, будто кулик на болоте, а
детишек ни одного бог не убрал, как ни упрашивал... Самый старший Иван
был... На меня похожий, чернявый собой и с лица хорош... Красивый был казак
и на работу совестливый. Другой был у меня сынок четырьмя годами моложе
Ивана. Энтот в матерю зародился: ростом низенький, тушистый, волосы русявые,
ажник белесые, а глаза карие, и был он у меня самый коханый, самый желанный.
Данилой звали его... Остальные семеро ртов - девки и ребятенки малые. Выдал
я Ивана в зятья на своем же хуторе, и вскорости родилось дите у него. Данилу
тоже было счинался женить, но тут наступило смутное время. Получилось у нас
в станице противу Советской власти восстание! Прибегает на другой день ко
мне Иван.
- Давайте,- говорит,- батя, уходить к красным. Христом-богом прошу вас!
Нам нужно ихнюю сторону одерживать затем, что власть до крайности
справедливая.
Данила тоже в ото самое уперся. Долго они меня сманывали, но я им так
сказал:
- Вас я не приневоливаю, идите, а я никуда не пойду. У меня, окромя
вас,- семеро по лавкам, и каждый рот куска просит!
С тем они и скрылись с хутора, а станица наша вооружилась чем попадя, и
меня под белы руки и на фронт.
На сходе говорил я:
- Господа старики, всем вам известно, что я человек семейный. Семерых
детишек имею. Ну, как ухлопают меня, кто тогда будет семью мою оправдывать?
Я так, я сяк - нет!.. Безо всяких вниманиев сгребли и отправили на
фронт.
Позиции стали как раз под нашим хутором. И вот, дело это было под
пасху, пригоняют в хутор девять человек пленных, и Данилушка - голубь мой
любый - с ними... Провели их по площади к сотенному. Казаки на улицу
высыпали, шумят:
- Побить их, гадов! Как выведут с допроса - крой в нашу силу!..