"Юлия Шмуклер. Рассказы" - читать интересную книгу автора

- про Рабиновича, про Шапиро, про Бухмана. В конце фельетона про Бухмана
вводилось понятие "бухманов" с маленькой буквы и требовалось их уничтожать.
Некоторые легковерные решили, что уже началось, пожгли еврейские дачи в
Малаховке и пришили какого-то старика.
"Иль русский от побед отвык? Иль мало нас?" - как писал когда-то
великий поэт.
Да, зрел, зрел веселенький погромчик в год 1953 от рождества Христова,
и православные по Москве потихонечку готовились. Конечно, забыто было многое
с допрежних-то времен, навыки утеряны - как, да что;
опять же, специфика эта советская. Но праздник надвигался, это
чувствовалось. С водкой, реками разливанными, с грабежом, со свободой.
Свободы очень хотелось, хоть свободы жидов бить. Раззудись плечо, размахнись
рука!
Евреи по квартирам, стеная, хватались за головы. При встречах тихо
спрашивали друг друга: "Вы уже читали?" Ужас таился в их глазах.
У многих одна надежда была: на Иосифа Виссарионовича. Считалось, что
если бы не он, давно бы всех перерезали. А он, все-таки, Кагановича возле
себя держал, и метро назвал "имени Кагановича". Значило это что-то пли нет?
Значило.
Но, с другой стороны - возражали им - Михоэлса убили? Убили.
Еврейский театр закрыли? Тоже сомневаться не приходилось.
Критиков-космополитов посажали; тех, кто про критиков-космополитов, Михоэлса
или Еврейский театр говорил - тоже посажали; за анекдоты - сажают, с
работы выгоняют повсеместно, детей в университеты не берут - да что же это
такое, господи? Значит это что-то или нет?
- Но ведь не может в советское время погром произойти? - вопрошали
цепляющиеся за Кагановича.
- Почему не может? - отвечали им умудренные опытом (если вообще
отвечали, потому что такие разговоры велись только с близкими людьми, и все
равно, риск для жизни существовал).
- Ну потому что... И Карл Маркс...
Да, Карл Маркс происходил из еврейской семьи, и ликвидировать этот
жуткий факт не удавалось. В одной из школ мальчишки заспорили - еврей или
нет? Некоторые просто не могли поверить. В качестве экспериментум круцис
решено было спросить у учительницы. Самый отчаянный встал и поставил вопрос
ребром - да, или нет? Учительница, еще молодая, тяжело вздохнула.
- Да, дети, - сказала она, сознаваясь. И скорбно наклонила голову, -
вот такая беда.
Были ребята, мальчики лет 11-12, которые вешались, узнав, что они
евреи. Само звучание слова было насыщено позором.
- Вы-то хорошая, хоть и евреечка, - говорили русские друзья своим
любимцам. Любимцы криво улыбались: что им за утешение было, что они хорошие,
русскими бы позволили стать! Отменили бы пункт пятый в паспорте, а они бы
хоть завтра клятву дали - жениться, замуж выходить - только за русских, и
детям и внукам завещать - только за русских! В глубь, в мордву, в кривичи и
дреговичи, в черемисы, в татарву - уйти, ассимилироваться!
Так нет же, отталкивали их кривичи. Не желали носатых. Термин такой
ввели - "национальная измена". И самых главных убийц обнаружили - врачей.
- Ну, что ж, - сказал папа, зачитав постановление о сионистской
организации "Джойнт", запустившей щупальца в страны социалистического лагеря