"Семен Шмерлинг. Горячий осколок " - читать интересную книгу автора

Бутузова. - Я знаю немецкий... немножко.
Сосредоточенно наморщив лоб и вытянув шею, Алексей стал строить
немецкую фразу:
- Варум, - сказал он, запинаясь, - варум зи бляйбен ин... ин
дорф?
Алексей хотел спросить: почему немец остался или оказался в этой
деревне. То ли фраза не получилась, то ли солдат еще робел и не способен был
ничего понять, только он не отвечал, а лишь глядел в рот Якушина.
- Не доходит, - с сожалением и обидой сказал Алексей.
- Да ты сам не ферштеешь по-ихнему, зря десятилетку кончал, -
поддел Курочкин.
Сляднев зачерпнул ложку каши, вылез из-за стола и, косолапя
короткими ногами в рыжих трофейных сапогах, подкатил к немцу:
- Фриц, ессен хочешь? Ессен, ессен?
Губы у немца дрогнули.
- Яволь, - выпалил он. И быстро достал из ранца завернутый в
прозрачную пленку ломоть сероватого хлеба.
- От, дурья голова, - удивился Карнаухов, - перед ним же каша с
маслом, а он свой кусман тянет.
- Да он нашей едой гребует, - сказал Сляднев. - Ишь, фон-барон. И
чего, товарищ лейтенант, мы с ним цацкаемся? К стенке - и вся недолга.
- Поостынь, казачья кровь, - глянул на Сляднева Карнаухов. -
Охолони.
- А может, он думает, что мы его отравим? - предлоложил Якушин,
вспомнив, что где-то читал, как пленные не берут пищу, боясь, что в нее
положен яд. - Надо бы ему показать, что каша хорошая.
- Покажи, с одной ложки с ним поешь, - ухмыльнулся Курочкин.
- Да я так, вообще...
Перекосив от боли широкое лицо, тяжело встал Карнаухов (с неделю
его донимала поясница), шагнул к немцу:
- Дай-ка, парень.
И взял ломоть в прозрачной обертке, повертел, обнюхал:
- И на хлеб совсем не похож.
На обертке заметил цифры, прочел, изумился:
- Гля-кось, одна тысяча девятьсот сороковой.
Ломоть осмотрели все.
- Запасливые.
- Все обмозговали.
- Хитры, сволочи.
- Вот что, - сказал взводный. - Наговорились и нагляделись.
Кончай базар, пора ночевать. А ты, фриц, не боись, бери ложку, лопай кашу.
Утро вечера мудреней, может, и ты нам пригодишься. Эй, Каллистрат, -
лейтенант повернулся к Карнаухову, - дай ему свою загребущую.
Карнаухов достал из-за кирзового голенища резную, внушительных
размеров, деревянную ложку:
- На, фриц!
Когда пленный брал ложку, Алексей обратил внимание на его руку.
Ладонь была несоразмерно большой, пальцы сильно разработанные, клешневатые,
с окостеневшими старыми мозолями. Ел солдат с боязливой жадностью, не
поднимая от каши глаз. Лег спать на отшибе от шоферов, в углу. Прикрывшись