"Николай Шмелев. Последний этаж" - читать интересную книгу автора

скорее бы ты умер, отец, чего ж тянуть, и для тебя было бы лучше, и для
других. И от этого мне так тошно, так хочется вскочить и убежать отсюда, что
я окончательно замолкаю и так сижу, только глажу его ссохшуюся руку,
перебираю пальцы, а он вдруг отвечает мне слабым, еле уловимым пожатием -
мол, понимаю, все понимаю, брат...
Почему именно это, а не другое? Почему, например, я до сих пор не
чувствую никакой вины перед женой, хотя умом и сознаю, что я доставил ей
немало горьких минут, особенно в начале нашей с ней жизни? Не знаю почему...
Не знаю. Положа руку на сердце - не знаю... Может быть, потому, что те
далекие первые годы успели потускнеть, расплыться в нечто полуреальное, а
возможно, и вообще не бывшее никогда еще задолго до того, как мы попрощались
с ней в последний раз в углу Даниловского кладбища... "Прошло и не было -
равны между собою..." А может быть, и потому, что эти горькие минуты на
самом-то деле ничего или почти ничего не значили ни для нее, ни для меня,
потому что их действительная величина была ничтожной по сравнению с тем
огромным, враждебным, что давило нас с ней со всех сторон - то, что люди
называют словом "жизнь",- и что мы выдержали с ней, вероятно, только потому,
что были всегда не поодиночке, а вместе... Любил, не любил - какая же это
все, в сущности, ерунда... Мы ведь прожили с ней не месяц, не год - всю
жизнь... Прожили, протерпели, и не было у меня ничего дороже ее, не было ни
тогда, когда я еще колобродил, ни потом, и уж тем более ни сейчас, когда
вокруг меня лишь четыре стены и даже кот мой - и тот однажды ушел и не
пришел, а нового заводить, признаюсь, уже нет больше ни желания, ни сил...
Сын? Я уже двадцать лет как не нужен ему, и обижаться на это нечего - жизнь
есть жизнь, он не лучше и не хуже других... Книга? А что книга? Сколько
этого барахла скопилось на полках у людей, одной больше, одной меньше -
какая разница, все равно все они об одном... Вот так: жил, ценил, дорожил, а
может быть, иногда и не ценил, забывал ценить, ведь жена всегда была под
рукой, рядом, даже, небось, и вовсе не замечал иной раз, есть ли она вообще,
нет ли ее, сколько было всякой ненужной изо дня в день суеты - разве теперь
расскажешь... А вот ушла - и все, пустота, и оказалось, что другого-то, в
сущности, нет и не было ничего, что бы привязывало меня к жизни...
Конечно, теперь для полноты картины мне следовало бы рассказать о том,
как я жил все последующие годы - ни много ни мало, тридцать лет,- что я
думал, что делал, каких людей встречал, как я относился к ним и как они ко
мне... Но делать я этого все-таки не буду. И не только потому, что это
утомительно - вновь ворошить свою уже практически прожитую жизнь, силы ушли,
я теперь нередко засыпаю просто так, сидя за столом, но и потому, что,
убежден, вряд ли это будет представлять интерес для кого-нибудь еще, кроме
меня. Что обычно интересно в любом рассказе? Или событие, или мысль. Событий
в моей жизни с тех пор, если не говорить о смерти жены, по существу, не было
никаких, а что касается мыслей - мысли уже давно вложены в ту единственную
мою книгу и, хорошо ли, плохо ли, уже давно живут своей жизнью... Да и
вообще, если бы не эта история, которая побудила меня вновь взяться за
перо... Нет, вру: конечно, я не раз с тех пор брался за перо, извел, надо
сказать, пропасть бумаги, но каждый раз с грустью обнаруживал, что писать-то
мне, по сути дела, больше не о чем, все так или иначе - лишь перепев того,
что уже было в той книге. Писать же ради куска хлеба, слава богу, мне
никогда не нужно было, теодолит и геодезия вплоть до пенсии неплохо кормили
меня, да и того, что я имею сейчас, мне одному - хотя и очень скромно,