"Иван Шмелев. Пути небесные (часть 1)" - читать интересную книгу автора

тонехонько "входное", и Виктор Алексеевич получил разрешение войти.
Он увидал высокое окно в сад, наполовину завешенное полотняной шторой,
а у окна на стуле сухенькую старушку, торопливо повязывающуюся платочком.
Старушка, видимо, только что читала: лежала толстая книга и на ней
серебряные очки. Были большие образа, и ширмы, и обвитая комнатным
виноградом арка в другой покой. Старушка извинилась, что встать не может,
ноги не слушают, предложила сесть и спросила: "От какого же родственника
изволите вы пожаловать?" Спросила об имени и отчестве. Он смотрел на нее
смущенно: такая она была простая, ясная, ласковая, доверчивая.
- Я растерялся,- рассказывал Виктор Алексеевич,- смотрел на нее, будто
просил прощения, и чувствовал, что матушка Агния все простит. И тут же
сообразил, что вполне естественно мне спросить: старушка такая и не подумает
ничего худого, совсем она простосердая... такую всегда обманешь.
"Началось" - надо продолжать.
И он спокойно, даже деловито сказал, в чем дело... что его интересует
участь несчастной девушки, и надо бы ему раньше, но по делам был в отлучке и
запоздал. Старушка выслушала, ласково поглядела, улыбнулась, и засияло ее
лицо. Она обернулась к арке, в другой покойчик, и сказала, как бы показывая
туда:
- А как же, батюшка... со мной живет, вон она, сероглазая моя!
Эти простые слова показались ему "громом и молнией": ослепило его и
оглушило. Он даже встал и поклонился матушке Агнии. Но она приняла это
совсем спокойно, сказала: "Зачем же благодарите, батюшка... сирота она, и я
ее тетку знала, а золотые руки-то какие... такую-то каждый монастырь примет,
да еще порадуется. И не благодарите, батюшка... и матушка-игуменья рада. Мы
бы давно к вам пришли, да ноги не пускают... велела ей, сколько раз
говорила - пошли хоть письмецо доброму барину, поблагодари, а она...
совестливая такая, стесняющая, боялась все: "Ну-ка они обидятся". Ну вот,
Дашенька, а теперь сам барин пришли справляться... хорошо разве, человека
такого беспокоим!" - сказала старушка в другой покой, а Виктор Алексеевич
сидел и мучился - теперь уже другим мучился: и таких-то- обманывать!
- Будто случилось чудо,- рассказывал Виктор Алексеевич.- Простые слова,
самые ходячие слова сказала матушка Агния, но эти слова осветили всего меня,
всю мерзость мою показали мне. Передо мной была чистота, подлинный человек,
по образу Божию, а я - извращенный облик этого "человека", и я с ужасом... с
ужасом ощутил бездну падения своего. То, т е м н о е, вырвалось из меня,-
будто оно сидело во мне, как ч т о - то отделимое от меня, вошедшее в меня
через наваждение. Оно томило меня, и вот, как "бес от креста", испарилось от
этих душевных слов. Ну да, физиологи, психологи... они объясняют, и
по-своему они правы... но и я, в своих ощущениях, тоже прав: темная сила
меня оставила. А ведь я шел на грех,- ну, "греха" тогда я не признавал,- на
низость, если угодно, шел на обман. Обмануть эту Агнию... человеческую
овечку эту, выведать про девицу и эту девицу совратить, сманить, обманно
вытащить ее из-за этих стен, увлечь, голову ей вскружить и оставить для
себя, пока она мне нужна... а там!.. Не задумывался, что будет "там". И -
сразу перевернулось на иное...
А вышло так. Старушка не раз выкликала Дашеньку, но та только робко,
чуть слышно, "как ветерок", отвечала; "Я сейчас, матушка". Он ожидал
смущенно, раздавленный всей этой чистотой и ясностью, а матушка Агния,
благодушно мигая, как делают, когда говорят о детях, поведала шепотком, что