"Бернхард Шлинк. Другой мужчина" - читать интересную книгу автора

того, что являлось нормальным прежде. Спалось ему плохо, он рано вставал,
пил чай, немножко играл на пианино, решал шахматные задачки, читал, делал
заметки к статье, посвященной одной проблеме, с которой он столкнулся в
последние годы работы и которая с тех пор оставалась темой его размышлений,
хотя всерьез не занимала. Под вечер начинал пить. Садился с бокалом
шампанского за пианино или за шахматную доску, откупоривал к ужину,
состоявшему из консервированного супа и пары ломтей хлеба, бутылку красного
вина, которую в конце концов опустошал, продолжая делать заметки или читая
книгу.
Он совершал прогулки по улицам, заходил в заснеженный лес, бродил по
берегу реки, края которого иногда обледеневали. Порой это бывало даже ночью,
тогда походка его оказывалась поначалу нетвердой, он пошатывался, задевал за
ограды и стены домов, но затем голова прояснялась, а шаг делался уверенным.
Он поехал бы к морю, чтобы часами бродить там по берегу. Но не решался
оставить дом, эту оболочку собственной жизни.

2

Жена его была не слишком тщеславной. Во всяком случае, ему она слишком
тщеславной не казалась. Красивой - да, он находил ее красивой и давал ей
понять, что его радует ее красота. Она же давала ему понять, что радуется
тому, что его это радует, - взглядом, жестом, улыбкой. Эти взгляды, жесты и
улыбки, ее манера глядеться в зеркало были очень милы. Но не тщеславны.
И все-таки умерла она из-за собственного тщеславия. Когда врач,
обнаружив узелок на правой груди, посоветовал операцию, то из-за опасения,
что дело кончится ампутацией, она перестала к нему обращаться. При этом она
никогда не кичилась своим высоким, роскошным, крепким бюстом, но и не
жаловалась, когда в последние месяцы перед смертью исхудала, а груди
обвисли, вроде вывернутых карманов, демонстрирующих пустоту. Она всегда
производила впечатление человека с очень естественным отношением к
собственному телу со всеми его достоинствами и изъянами. Лишь после ее
смерти, услышав случайное замечание врача о несостоявшейся операции, он
спросил себя, не было ли то, что представлялось ему естественным отношением
к собственному телу, на самом деле затянувшейся изнеженностью, которая в
конце концов сменилась отчаянием.
Он упрекал себя за то, что в ту пору, когда понадобилась операция,
ничего не заметил и не расположил ее к тому, чтобы ей захотелось поделиться
с ним своими тревогами, страхами, попытаться найти совместное решение. Ему
не припомнилось ничего определенного о той поре, на которую приходилось
обнаружение узелка и рекомендация прооперироваться. Понадобились некоторые
усилия, он перебирал в памяти эпизод за эпизодом, но не смог припомнить
ничего особенного. Отношения оставались привычно доверительными, по работе
он не был чрезмерно загружен, не слишком долго отсутствовал из-за
командировок, да и ее профессиональные дела шли обычным чередом. Она была
скрипачкой городского оркестра, вторая скрипка, первый пульт, а кроме того,
давала уроки музыки. Вспомнилось, что тогда после нескольких лет разговоров
о том, что хорошо бы снова помузицировать вместе, даже действительно стали
играть сонату Корелли* "La folia".
______________
* Корелли Арканджелло (1653-1713) - итальянский скрипач и композитор.