"Александр Шленский. Вяленый пидор" - читать интересную книгу автора

Со временем до Миши стало доходить, что он относится к трупу как-то не
так, что он не верит, что Витя мертв. Мише очень часто казалось, что труп
Витя жив - просто он работает трупом на кафедре анатомии, точно также как
лаборанты работают лаборантами, а аспиранты - аспирантами. Не то чтобы Миша
в это верил, но он как-то подсознательно старался убедить себя в этом,
потому что так думать было легче. Просто, думал Миша, у Вити работа
посложнее, чем у натурщиков.
Натурщиками становились по случаю некоторые ребята из их группы:
преподаватели периодически просили студентов помускулистее раздеться до
пояса, брали чернильный маркер и помечали прямо на коже проекцию наружных
анатомических ориентиров, а затем все студенты по очереди подходили и
прощупывали костный выступ, мышцу или сухожилие.
Работа, выполняемая трупом Витей, безусловно, была сложнее. Чтобы
раздеться для демонстрации нервов и сосудов, ему приходилось снимать
собственную кожу. По понятным причинам труп Витя не мог сам придти на
работу: его приходилось приносить на носилках, а после работы относить
домой. Труп Витя жил в подвале, в двух шагах от работы, и когда не работал,
спал в формалиновой ванне.
Студенты довольно часто беседовали на кафедре с работавшими там
лаборантами и аспирантами. Последние, чувствуя свою значительность в
качестве собеседников, охотно рассказывали студентам какие-нибудь пустяки о
жизни, и эти пустяки казались студентам очень интересными и поучительными,
потому что их рассказывали взрослые люди, которые были старше и опытней.
Студент Миша беседовал с трупом Витей на занятиях по нормальной анатомии
абсолютно на тех же началах, только Витины рассказы о жизни были без слов и
без сюжета, они как бы выражали мировоззрение в целом. После каждого взгляда
в лицо трупа Вити, прямого или искоса, с одной и с другой стороны, следовал
короткий рассказ о все новых жестоких и циничных вещах, о существовании
которых юноша раньше просто не догадывался.
Миша дотоле никогда не задумывался, как и зачем он жил, и чего он хотел
от жизни. То есть, он думал иногда о смысле жизни, о загадке смерти, о месте
человека во Вселенной, участвовал в философских диспутах, но это все были
веселые интеллектуальные упражнения, которые нисколько не разрушали
состояния внутренней легкости бытия и первозданной юношеской безмятежности,
которая по духу весьма близка щенячьей легкости, игривости и озорной
беспричинной веселости, если проводить параллель с животным миром. И вот,
всего один жестокий, затравленно-усмешливый взгляд мертвого человека нарушил
это изначальное спокойствие и вызвал некую работу мысли, которая разительно
отличалась от прежних размышлений о жизни и смерти, навеянных метафизическим
юношеским любопытством.
Надо заметить, что Миша сперва никак не мог взять в толк, почему на
лице его мертвого друга, столь сильно наполненном непередаваемой смесью
затравленности, жестокости, горечи и цинизма, присутствует также
определенный оттенок сардонической усмешки. Однажды Миша не удержался и
задал Вите этот несколько неделикатный вопрос. Труп Витя, усмехнувшись,
выразительно промолчал, и Миша в тот же миг понял, что горькая и циничная
Витина усмешка - это тайная улыбка обреченного, который знает, что у него
есть в запасе самый простой и безотказный метод ускользнуть от своих
мучителей туда, где никто и никогда не сумеет больше его обидеть или
потревожить. Но узнав от своего друга эту горькую правду, Миша немедленно