"Александр Шленский. Закон и справедливость" - читать интересную книгу автора

гордясь собой, не унижаю при этом других людей, как часто унижаешь их ты,
сам того не замечая. Я не для того забочусь о своем мастерстве, чтобы во
всем и всегда быть первее остальных, потому что для меня не это главное, а
главное для меня - это как можно глубже проникнуть в суть натуры, кою я
изображаю, и постараться ее не исказить противу того замысла, какой был
вложен в нее Творцом. Так вот, канонир, гордость - это достойное проявление
человеческой души, а гордыня - это больная гордость, которую мучат демоны.
Вот это и есть грех - не распознать демонов и позволять им мучить себя. Ведь
не из жалости к своему сыну, а только из гордыни своей пытался ты заставить
меня переписать портрет своего сына противу натуры. Тебе не хотелось вешать
такой портрет рядом с твоей знаменитой медалью, вот в чем истинная причина!

-Ты все врешь, художник!- взревел канонир,- Твоя жалкая мазня ничего
общего с натурой не имеет, хоть ты лопни! Это мое ремесло точно следует
натуре, если уж на то пошло. И среди мастеров моего цеха я один лучше всех
знаю, как ударит какой порох в ядро, как вгрызется ядро в воздух, как
повернет его ветер на пути к цели. Я по сырости и теплоте воздуха узнаю,
какой вид пороха лучше применить, я знаю каким ядром лучше ударить по какому
предмету, чтобы поразить его сильнее, в зависимости от того, из чего он
сделан и как далеко находится предмет от орудия; я знаю, как наилучшим
образом расположить орудия в битве, и орудия мои всегда бьют точно в цель,
потому что я всегда и во всем следую натуре. А ты, ничтожный лгунишка, волен
повернуть свою жалкую кисть в любую сторону, и никому от того не прибудет и
не убудет! Да только я заплатил тебе деньги, чтобы ты повернул ее так, как я
тебе сказал, а ты того не сделал!

Недавняя улыбка сбежала с лица фламандца, и оно внезапно сделалось
очень серьезным и озабоченным. Художник говорил по-прежнему спокойно, но тон
его речи совершенно изменился.

- Послушай меня, канонир,- громко сказал фламандец,- я ведь пришел
сюда, чтобы закончить дело полюбовно и убедить тебя отказаться от твоей
непомерной гордыни и взять портрет таким, как он есть. Но теперь, после
нанесенного тобой оскорбления, я решил не отдавать тебе ни портрета, ни
денег и предоставить решение нашего спора суду, и не за то, что ты оскорбил
меня самого, а потому что ты оскорбил наше искусство и отказал в праве и
умении следовать натуре не только мне лично, но и всему нашему цеху. А как я
могу повернуть свою кисть, это я тебе, канонир, еще покажу.

Тут главный судья два раза громко ударил большим деревянным молотком по
деревянной же подставке распятия, стоявшего на зеленом сукне судейского
стола, и возгласил:

- Я должен прекратить словесный поединок ввиду невозможности определить
правого и виноватого, а более того вследствие того, что суд приготовился
слушать дело о неисполнении заказа, а дуэлянты, против ожидаемого, затеяли
спор богословского свойства, хотя очевидно, что ни канонир, ни художник не
являются богословами, и поэтому спор такого рода между ними неприличен и
неуместен ни в суде, ни в каком либо другом месте, ибо каждый имеет право
судить только о своем деле. А поскольку стороны не примирились между собой,