"Йозеф Шкворецкий. Конец нейлонового века" - читать интересную книгу автора

записями обо всем, принадлежности для шитья, зачетная книжка, ключи и
последняя связка любовных писем Сэма, перевязанная коричневой ленточкой.
Взяла связку в руки. А может, не стоит? Желание перечитывать старательные
метафоры Сэма внезапно пропало. Пустое все это. Их приятно взять в руки,
прочитать однажды, уложить в стопку, но зачем перечитывать? Она вернула
письма на место и подошла к книгам. Тщета. Пальцы начали листать захватанную
Библию, лежащую отдельно в конце книжного ряда. Вот оно: Род проходит, и род
приходит, а земля пребывает вовеки. Или вот это: Что было, то и будет; и что
делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Нет, все это
уже заболтано. Сунула книгу на место. Теперь это уже действительно
отчаянная, тщетная тщетность, скука, пустота. Ах, был бы здесь Сэм! Она
раскинула руки и зевнула. Пустота, пустота.
С этой мыслью она легла на тахту и уставилась в потолок. Да, все на
этом свете суета сует. Супружество, мелкие радости, шуточки о детях, а через
пять-шесть лет - конец. Лицо постареет, появятся морщины, и больше не будет
даже вот этого: Сэма, девушек, дневниковых записей. Все пустое,
меланхолически говорила она себе снова и снова. Какое-то неопределенное
состояние: ни печали, ни радости. Подумала о Сэме: он сейчас, наверное,
болтает с Иржиной в поместье, потом поедет с ней в "Репру"; Иржинка
нервозная, мрачная, толстая; Сэм найдет ее глазами, подойдет к ней и скажет
как ни в чем не бывало: "Привет, Ирена", - словно пароль, на глазах злого
Роберта, и... А к чему, собственно, все это? Ведь ничего серьезного не
будет. Ничто ни к чему не ведет по-настоящему, все пустое, пустое, пустое,
тщета, тщета, тщета, аминь.
Скрип. Дверь открылась и вошел Роберт в черных брюках и белой рубашке.
Едва увидев ее на тахте, сердито закричал:
- Господи, она еще валяется!
- Ну, - ответила она.
Он остановился над ней и сразу напустился:
- Ирена, не валяйся же все время! На что это похоже! Все мне говорят,
что я взял в жены лентяйку!
- Ну так, значит, взял.
Черные глаза его блеснули:
- К черту все это!
- Ты грубиян!
- Но это правда. Целыми днями валяешься, потом тебе хочется на бал, а
когда я оделся - ты лежишь здесь еще в комбинашке.
- Главное, что в комбинашке, да?
- Хорошо еще, что не голая.
- Робочка... - нежно начала она.
- Что?
- Дай мне сигарету.
- К черту сигарету! Сначала ты встанешь и оденешься!
- Знаешь, мне подумалось... - так же ласково протянула она и
остановилась.
- Что тебе подумалось?
- Мне подумалось, - сказала она тоном маленькой девочки, - что мы могли
бы не спешить с этим балом... Выкурим по сигаретке, потом отправимся.
- Никаких сигареток! - резко возразил он. - Раз решили ехать, так едем,
и сейчас же! Ведь бал - твой каприз. Ты его придумала, чтобы встретиться с