"Йозеф Шкворецкий. Бас-саксофон" - читать интересную книгу автора

ней нет ничего, кроме труда воображения, и тем она восхитительна.
Последующее творчество Йозефа Шкворецкого продолжало отражать события
его собственной жизни. Любитель джаза Дэнни Смирицкий постарел, эмигрировал
в Канаду и устроился преподавать в маленький колледж Университета Торонто. В
1977 году выходит "Инженер человеческих душ" (так хорошо знакомый всем нам
сталинский термин) - обширный, остроумный, однако фундаментально серьезный
роман. Все прошлое Дэнни - все его столкновения с фашизмом в молодости, его
романы и романчики, опыт общения с собратьями по эмиграции - и его настоящая
жизнь переплетаются в нелинейном повествовании, почти обескураживающем по
богатству и насыщенности. Разнообразие повествовательной ткани сообщает
"Инженеру" ту широту кругозора, которая намного превосходит тему книги,
обозначенную в солидном подзаголовке. Автор касается и опасностей
догматического мышления, и политической наивности Запада, и
несправедливостей тоталитарных режимов. По охвату реалий и Запада, и Востока
равных этой книге найдется немного. В полном, хоть и несколько старомодном
смысле это "роман идей", но одновременно - и повесть жизни самого
Шкворецкого (он сам говорил, что Дэнни - "фигура автобиографическая, смесь
реального и желаемого"), и, по выражению канадского критика Д. Дж. Энрайта,
"Библия изгнания".
Хотя цикл о Дэнни Смирицком, вероятно, приблизился с "Инженером
человеческих душ" к концу, музыка по-прежнему звучит в следующем романе
Шкворецкого "Влюбленный Дворжак". Беллетризованная биография композитора,
посещавшего Нью-Йорк и испытавшего влияние негритянской народной музыки и
джаза, дает автору повод поразмышлять о синтезе двух доминирующих
музыкальных культур нашего времени - классической европейской традиции и
американского джаза. Хотя синтаксически озадаченные американские критики
сочли, что повествовательная структура начальных глав "Дворжака" слишком
сложна, чтобы ими можно было наслаждаться, но традиционный юмор автора в
дальнейшем оживляет книгу, и в целом роман - достойная дань памяти Антонина
Дворжака и праздник той музыки, дорогу которой он проложил.
Стиль прозы Шкворецкого, пишущего и на чешском, и на английском,
поэтичен, и сюжет в ней часто играет меньшую роль, чем игра слов и образов.
Его длинные периоды виснут и уходят в бесконечность, а огромные придаточные
в скобках паровозами грохочут мимо. Язык его в высшей степени музыкален,
одновременно напоминая фуги и сонаты - и бесконечные саксофонные
импровизации свободного джаза. В нем - и ностальгия, и горечь писателя,
оторванного от родной языковой среды чуждой тоталитарной силой. Проза
Шкворецкого не потеряла своего блеска и свежести и сейчас. Сам он в
предисловии к канадскому изданию "Бас-саксофона" писал: "Для меня литература
постоянно трубит в рог, поет о молодости, когда молодость уже безвозвратно
ушла, поет о родном доме, когда в шизофрении времени вдруг оказываешься на
земле, лежащей за океаном, на земле, где - как бы гостеприимна или
дружелюбна она ни была - нет твоего сердца, поскольку ты приземлился на этих
берегах слишком поздно".
М. Немцов