"Иосиф Шкловский. Эшелон: невыдуманные рассказы (полный вариант)" - читать интересную книгу автора

известные мне истории рассеются прахом вместе с рассказчиком. И вот в начале
весны 1981 года, отдыхая в Доме творчества писателей в Малеевке, я решил мои
устные рассказы записать. Мною двигало и чувство злости: некоторые мои
соседи по этому Дому берутся писать о людях науки. Боже, как всё это далеко
и от литературы, и от правды! Как искажено, и какие мегатонны лжи и
глупостей сыплются на головы бедных читателей!
Два дня я составлял список сюжетов, отбирая наиболее интересные и
характерные. Это был очень важный этап работы. По возвращении из Малеевки я
стал писать - только по вдохновению, но придерживаясь списка. Обычно рассказ
писался за один присест. Свои писания я складывал в отдельную папку, на
которой красным фломастером, было выведено кодовое название: "ЭШЕЛОН", по
сюжету первого рассказа. К началу 1982 года я записал их. Сразу стало как-то
легко и пусто. Я не мог не написать эти истории - они буквально распирали
меня. А теперь мне грустно, что дело сделано. Всё-таки год, когда писались
эти новеллы, я был счастливым человеком. А это такая редкость!

"КВАНТОВАЯ ТЕОРИЯ ИЗЛУЧЕНИЯ"

Неужели прошло уже 40 лет? Почти полвека! Память сохранила мельчайшие
подробности тех незабываемых месяцев поздней осени страшного и судьбоносного
1941 года. Закрываю глаза - и вижу наш университетский эшелон,
сформированный из двух десятков товарных вагонов во граде Муроме. Последнее
выражение применил в весёлой эпиграмме на мою персону милый, обросший
юношеской рыжеватой бородкой Яша Абезгауз (кажется, он ещё жив). Но вот
Муром и великое двухнедельное "сидение муромское" остались далеко позади, и
наш эшелон, подолгу простаивая на разъездах, всё-таки движется - в
юго-восточном направлении. Конечная цель эвакуировавшегося из Москвы
университета - Ашхабад. Но до цели ещё очень далеко, а пока что в теплушках
эшелона налаживался - по критериям мирного времени фантасмагорический, а по
тому, военному, нормальный - уклад жизни.
Обитатели нашей теплушки (пассажирами их не назовёшь!) были очень
молоды: я, оканчивавший тогда аспирантуру Астрономического института имени
Штернберга (ГАИШа), пожалуй, был здесь одним из самых "старых". Мой
авторитет держался, однако, отнюдь не на этом обстоятельстве. Работая до
поступления в Дальневосточный университет десятником на строительстве
Байкало-Амурской магистрали (БАМ ведь начинал строиться уже тогда), я впитал
в себя тот своеобразный вариант русского языка, на котором и в наше время
"развитого" социализма изъясняется заметная часть населения. Позже, в
университете и дома, я часто страдал от этой въевшейся скверной привычки. Но
в эшелоне такая манера выражать свои несложные мысли была совершенно
естественной и органичной 1.
Мальчишки - студенты второго и третьего курсов физического факультета
МГУ, уже хлебнувшие за минувшее страшное лето немало лиха, рывшие окопы под
Вязьмой и оторванные войной от пап и мам, вполне могли оценить моё
красноречие. Мальчишки нашего эшелона! Какой же это был золотой народ! У нас
не было никогда никаких ссор и конфликтов. Царили шутки, смех, подначки.
Конечно, шутки, как правило, были грубые, а подначки порой далеко не
добродушные. Но общая атмосфера была исключительно здоровая и, я не боюсь
это сказать, оптимистическая. А ведь большинству оставалось жить считанные
месяцы! Не забудем, что это были мальчики 1921-1922 годов рождения. Из