"Евгений Шкловский. Будь мужчиной, Макс!; Переулок; Прислушивающийся (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

и больше места, то наверняка бы их восторги и умиление тут же сменились
тревогой.
Действительно, Саша за исключением разве совместных телевизионных
бдений, когда он приходил в гостиную, садился молча возле телевизора и,
казалось, весь уходил в него, так вот
Саша стал проявлять дотоле незаметную отчужденность. Только когда он
слышал имя Георгия Александровича, в лице его обозначалось некоторое
внимание, но и то как бы мимолетное, случайное - вроде интерес, но в то же
время вовсе и нет. Не поймешь. И еще он морщился и иронически кривил губы,
услышав в очередной раз от родителей " брат "... В конце концов тут пахло
пошлостью - нельзя так беззастенчиво искажать вещи, да еще и называть их не
своими именами. Ведь все равно это ложь, потому что правда в ином.
Нельзя называть отца братом - в этом есть даже нечто кощунственное. И
Гогой нельзя называть, потому что никакой он не
Гога, столько лет прошло с тех пор, как он был Гогой, - теперь он
великий человек, которого можно только по фамилии или имени-отчеству, и все
равно получается вульгарно и фамильярно.
Однажды мать сказала нежно: "Наш артист ",- и это тоже резануло
Сашин слух.
Ведь, в сущности, их семейная тайна тянула на высокую трагедию или по
меньшей мере драму: девичье увлечение матери, перешедшее в страстную
привязанность всей жизни, которая захватила и отца
(отчима), примирившегося с ней (и даже отчасти разделившего ее), потому
что это была привязанность даже не столько к конкретному мужчине, сколько к
таланту. Или даже шире - к искусству. В этом была душевная щедрость, если
угодно, и потому не стоило портить все пошлостью, которая так легко
просачивается куда угодно.
Порой Саше в голову забредали еще и другие мысли, уводившие его все
дальше. Ведь даже если бы Георгий Александрович был ему никем, то есть ни
мать, ни отец, никто, одним словом, не был связан с ним родственными узами,
то все это ничего не значило, все равно его, Сашина, связь (как, впрочем, и
родителей) с кумиром была несомненна и глубоко экзистенциальна.
Тайна родства - вовсе не в генах и крови, а в духовной близости,
которая способна вызывать даже определенные физиологические изменения. То
есть Саша вполне мог быть похожим на Георгия
Александровича только потому, что мать и отец горячо увлекались им в
молодости. Дух, известно, дышит где хочет и проникает куда хочет, поэтому
Саша мог вполне рассматривать себя... ну вроде как зачатого от духа, подобно
Иисусу Христу. В этом смысле евангельская метафора была вполне жизненной, а
его, Сашина, судьба повторяла отчасти евангельский сюжет. Если мать была
Марией, то отец - Иосифом, а виртуальный Георгий Александрович понятно
кем, так же как и сам Саша.
Как ни странно, но наш герой тем не менее не особенно жаждал встречи с
вновь обретенным отцом, хотя, если честно, была такая минута: он даже
представил себе, что позвонит и попросит о встрече, потому что ему надо
сказать Г. А. нечто очень важное.
И потом они встретятся где-нибудь в кафе или сквере и известный артист
узнает, что он, Саша (175 см роста, вес 66 кг, русые волосы, серые глаза),
его сын.
Встреча представлялась чрезвычайно трогательной: крепкие объятия,