"Вячеслав Шишков. Алые сугробы (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

знает: вот и край перевала. Увидит внизу: дым, огонь, жилище. Он будет
звать на помощь, он скатится с кручи к жителям. "Братцы, спасайте
человека! Человек замерзает, Афоня... Братцы!.." И чувствует, как
коченеет, замерзает сам. Руки совсем зашлись, грудь едва дышит от
усталости. Опять та проклятая щель. Как попасть? Волку не перепрыгнуть,
широка... Дьявол!
И видит: там, за провалищем, на посеревшем небе, четко маячит
всадник.
- Эй!.. - не веря глазам своим, радостно закричал Степан.
Но всадник не остановился.
- Эй! Стой! Стой!
Откуда-то пронесся ветер, взметнул снега, готовил к ночи вьюгу.
Степан бросился вдоль бесконечной черной щели, отыскивал узкое место, чтоб
перескочить.
- Стой!.. Стой!.. Стой!..
Ветер еще раз ударил вихрем, и не понять: сюда идет или удаляется
всадник. Уходит. Ага! Вот, кажется, здесь поуже. Надо перескочить...
Уйдет, уйдет...
Вся кровь ударила разом в голову, огонь метнул в глазах: "Спасай".
Вложил пальцы в рот, свистнул оглушительно: "Сто-о-ой!!" - перекрестился.
- Эх, пропадай, душа... - и взвился над провалищем.
Страшный, смертный крик пронесся к всаднику. Всадник враз остановил
коня.


XI

Сугробы алели.
Афоня подходил к нездешней, райской земле. Он шел по облакам, по
тучам.
Пастухи попадались, гнали овец, шерсть на овцах серебряная. "Куда?" -
"Туда". А тут медведь с исправником в орлянку бьются. "Поддайся, мишка, я
исправник". И Афоня: "Поддайся". Глядит: медведь знакомый, - в третьем
годе валенки ему, Афоне, подшил. "Маши крыльями, маши!" - кричит орел. "А
скоро?" - "Бог даст, к вечеру".
Поля, поля... Будто все выжжено. Саранчи много на нивы пало,
надлетают, ударяют Афоню в лоб. Афонин лоб звенит, как колокол: ба-а-ам.
Мир поет: "Радуйся, Афоня, великий чудотво-о-рец"! - "А я ведь земли-то,
братцы, не нашел... Сугроб нашел". Тут его схватили, начали трясти, бить,
ругать. "Пустите! Эй, посторонитесь!" - взрявкал медведь.
В это время стало так темно, так одиноко. Кой-где, кой-где огоньки.


XII

- Нишяво, нишяво, лежи...
Было тепло и чисто. На столе шумел самовар, горы белых лепешек с
творогом, кринки, мед. Против Афони, свернув ноги калачиком, сидел на полу
татарин в тюбетейке, ласково смотрел на него.
- Помогать надо друг дружке, жалеть надо.