"Вячеслав Шишков. Емельян Пугачев (Книга 1) [И]" - читать интересную книгу автора

Пыхтя и посапывая, Апраксин говорит ленивым, надтреснутым тенорком:
- По всему видимому, неприятель не хочет нам дать открытой баталии,
он боится высунуть из лесу свой нос и выйти в поле. По всему видимому, он
пытается, заняв самую тесную дефилею, заградить нам путь к дальнейшему
продвижению нашей армии вперед и всем тем воспрепятствовать, чтоб мы его
не обошли и не вышли прямо к Кенигсбергу. Таково мое мнение после зрелых
размышлений. А вы как мыслите, молодежь? Граф Румянцев, вы? Генерал
Вильбуа?
Курносый, толстощекий, быстрый взглядом, Румянцев повел плечом и
командирским, слегка осипшим басом с горячностью сказал:
- Мой сказ короток, ваше сиятельство. Нам надлежит немедля идти врагу
навстречу, принудить дать баталию и разбить его в пух и в прах.
"Баталия, баталия!" - крикнул из клетки попугай тоже командирским
басом и почесал лапкой за ухом.
Генералитет улыбнулся. Вильбуа и Румянцев громко захохотали. Мопс не
то с завистью, не то с презрением покосился на чертову птичку и с чувством
собачьего достоинства лизнул хозяина в дряблый подбородок.
Апраксин поцеловал мопса в шиворот (граф Захар Чернышев сделал
брезгливую гримасу). Обведя присутствующих ленивым взором, фельдмаршал
спросил:
- Но куда и каким местом к нему идти? Ежели прямо через
Эггерсдорфское поле - идти не можно: враг стоит за большим лесом, а сквозь
оный только одна узкая дорога, да и та пруссаками занята. Как вы, господа,
сей тактический вопрос желали бы разрешить?
После коротких рассуждений решено вести войска через поле, обходить
лес с левой стороны и опрокинуться на врага всей силой.
- А главное: не мешкать, действовать быстро, - сказали в один голос
Румянцев и Чернышев.
- Совершенно согласен с вами, господа генералы, - кивнул им Апраксин.
- Мы и впрямь во всем поспешаем слишком... медленно... И так уж канцлер
Бестужев, Алексей Петрович, то и дело пишет мне: "Поспешай, поспешай, про
тебя небылицы по Питеру плетут". Да и матушка Елизавета недовольна,
апробацией не жалует, - долго, мол, в Польше позадержались вы. А как тут
поспешать?.. Поспешишь, людей насмешишь.
- А не поспешишь, врага упустишь, ваше сиятельство, - ядовито
заговорил Петр Панин и незаметно переглянулся с Румянцевым. - И кто с умом
спешит, тот всегда и во всем успевает. Возьмем генерала Фермора. Он в
Либаве присоединил к себе подвезенные морем наши полки, восемнадцатого
июня вступил в Пруссию, двадцатого обложил Мемель, а уже двадцать
четвертого эту крепость взял. А мы полгода пропировали в Польше и до сих
пор не унюхали, чем пахнет вражий порох... Государыня императрица за столь
сугубое поспешание вряд ли по головке погладит нас.
Апраксин сидел весь красный, будто Панин не словами стегал его, а
парил в жаркой бане веником. Маскируя свое смущение, он стал сонливо
зевать и закрещивать гнилозубый рот, потом, ища хоть в ком-нибудь
поддержки и не находя ее, обиженно сказал:
- Ау, ау... Плохой я главнокомандующий. Я фельдмаршал мирный, а не
военный. Я так и государыне молвил. Ну что ж, господа, назначайте вместо
меня Фермора, он генерал боевой. Сменяйте, сменяйте меня... ежели дана вам
на то власть. А ежели этой власти за вами нет, то... по-ве-леваю!.. -