"Евгений Шишкин. Бесова душа (роман)" - читать интересную книгу автора

греха - вдовьей, бабьей радости - не отказывалась.
- Ты сегодня больно зёл. Чуть не задушил меня. - Дарья сидела на сене в
накинутой на плечи кофте, выдергивала сухие травинки из своих спутанных
волос. - Думаешь, не понимаю, чего зёл-то? Понимаю. По Ольге изводишься. Ну
и дурак!
Федор смотрел на дощатую стену сеновала, разлинованную щелями, в
которые приплюснуто струился багрянец нисходящего солнца. Желание в нем
отбушевало, он поостыл, сник и даже немного стеснялся Дарьи, прятал глаза.
Ему хотелось поскорее уйти, но из приличия он лежал, выдерживал время;
слушал доверительный голос.
- Ольга это яд. Она видная. Косища тяжелая, брови черные. Такие не на
радость, а на беду мужикам родятся. Она тебя и не приголубит - измытарит
только. Вырви ты ее из сердца! Не страдай. - Дарья погладила Федора теплой
ладонью по груди, провела нежными пальцами по его лицу, коснулась чуба. -
Волосы-то у тебя ишь какие жесткие! Как солома. По волосам видать - ты
упрямый да ревнивый. Такому сладко не придется... А к Ольге, как осы к меду,
прилипать будут: начальство разное, военные, партейцы. Измучишься - не
уследишь. Хорошо, когда красива-то жена у ротозея соседа. И полюбиться можно
и охранять не надобно... Ты думаешь, чего мой-то мужик застрелился? Сжег
себя. Не угадал меня, не спознал толком - вот и любил да мучился.
- Чего ж ты его мучила? - Федор покосился на Дарью, глянул в распах ее
кофты, где розовый сосок на большой груди торчал остро, влекомо, словно у
целомудренной девки.
- Загуляла маленько, сорвалась. - Она усмехнулась, тесно прильнула к
Федору. - Разве такого баского паренька, вроде тебя, пропустишь?.. Не хотела
я тогда одного любить. Не могла. Да и всякая баба другого-то мужика
испробовать хочет. Просто у одной смелости нету, у другой условья...
- Змея ты, Дашка, - оборвал Федор.
- Змея! - подхватила она. - А я тебе - в науку. Я чуть побольше твоего
пожила. Попомни: Ольга сердце тебе изведет, если смолоду от нее не
откажешься. - Дарья лукаво прищурилась и мягонько подсказала: - Огуляй ты ее
да брось. Чтоб обидно-то не было. Пускай потом она по тебе сохнет. Это как в
лапту играть: ее черед придет за мячом-то бегать.
Федор настороженно посмотрел в зеленые хитроумные глаза Дарьи.
Промолчал.

Синька вечера мало-помалу растворялась в воздухе. Лес за озимым полем
потемнел в сумеречной наволочи. Белесая лохматистая змея тумана стлалась в
ложбине, где в узком руслице катился померклый ручей. Свежело. Скрылось за
холмистым окаемом земли в плоских подушках облаков красное остуделое солнце,
оставило себя лишь нежным багряным тюлем на верху белостенной колокольни,
куполе и кресте. Усталый ворон сел на телеграфный придорожный столб,
нахохлился, приготовясь спать.
Привычным манером - по малиннику и через жерди - Федор выбрался на
околицу, отряхнул штанины. На этом месте, возле столба, который занял
клювастый ворон, Федор не раз давал себе зарок "вошкаться с Дарьей",
уговаривал себя перемогать мужскую похоть, блюсти верность Ольге. Но сколько
раз зарекался, столько и отрекался, и как-то непредсказуемо, словно
обзабывшись, оказывался здесь, чтобы незаметно проскочить на запущенный
задворок, в заваленные барахлом сени - и дальше, к лакомому Дарьиному теплу.