"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

повернулась к нему и, смотря на вздрагивающий хлыст в его руке, тихо
проговорила:
- Не бей!
Некоторое время они оставались так, друг против друга. Елизавета
Витальевна неотрывно смотрела на хлыст, и спина у нее была сгорблена.
- Не бей! - повторила она еще тише и вдруг, надломившись, села на
неубранную постель и заплакала.
Резким движением Лутошкин дернул ящик ночного столика и, выхватив
оттуда сверток с деньгами, собранными для больного Гришина, вышел из
спальни.
В конце Башиловки Лутошкина догнал запыхавшийся Филипп.
- Телеграмму сдал, Алим Иваныч, квитанция вот, ну а прочее...
- Ничего не достал?
- Ни-и... и слушать не хочет!
- А у тебя есть деньги?
- Какие у меня деньги! Одиннадцать рублей всего.
- Давай их сюда.
Филипп почесался и полез в карман.
- Эх, хотел на Самурая поставить, глядишь - пятерочку подработал бы!..
- Ла-адно, твое от тебя не уйдет! Отнеси сейчас эти деньги Елизавете
Витальевне, скажи - дома обедать не буду... Яшку не видел?
- Видел. К Митричу пошел.
Третьеразрядный трактир Митрича, неподалеку от ресторана "Яр", был
излюбленным местом наездников; в свободное от работы время с утра и до ночи
велись здесь споры о лошадях, наездниках, конюшнях и заводах, рассказывались
всевозможные случаи из жизни ипподрома, устанавливались генеалогические
линии рысаков, и без конца пился чай, этот неизменный наезднический напиток.
Хозяин трактира, приятный, круглолицый Митрич, в клетчатом жилете зимой, а
летом в шитой малороссийской рубахе, познаниями в иппологии мог щегольнуть
перед любым профессором и беспроигрышно играл в тотализаторе каждый беговой
день.
Увидя входившего Лутошкина, едущего в этот день на верном Самурае,
Митрич с почтительностью потряс ему руку.
- С праздничком, Олимп Иванович!
Лутошкин, ища глазами Яшку Гуськова, рассеянно ответил на приветствие
Митрича, но Митрич прилепился пластырем:
- Едете сегодня, Олимп Иванович? Вне конкуренции должны приехать,
жеребец-то у вас в поря-адке! Много за него, конечно, не дадут, фаворит
будет на тринадцать с полтиной...
Гуськов пил в углу чай. Лутошкин подсел к нему и заказал коньяку и
лимонаду. Выждав, когда отойдет Митрич, он посмотрел в красивое цыганское
лицо Гуськова и тихо сказал;
- Есть дело!
Блестящие глаза Яшки заиграли и забегали по соседним столикам. Он
придвинулся ближе. Лутошкин налил в стопки коньяк и лимонад. Митрич,
наблюдавший за ними из-за стойки, вдруг забеспокоился. Тихий разговор за
уединенным столиком двух наездников, едущих в одном и том же заезде, навел
его на размышления, от которых приятно защемило под ложечкой, а шитый ворот
малороссийской рубахи вдруг показался узким...
"Сплав?"[9] - радостно отпечаталось в его мозгу чудодейственное,