"Николай Шипилов. Псаломщик (Роман-газета № 23 2006) " - читать интересную книгу автора

Часть первая


Воры и лохи


1

"... Рано утром, когда нищие еще не вышли в городок, я входил в него со
стороны села Кронштадтский Сон. Было еще четыре дня до Покрова Пресвятой
Богородицы, но уже ощутимо было дыхание зимы по ночам. Лимонная заря едва
занялась и подсветила облака. Они, гонимые противным ветром, шли над
пустынной степью, живо меняя очертания. Было неуютно и холодно в степи, но
нельзя думать об этом в пути. Я шел и распевал акафист Смоленской Одигитрии.
.
Когда жив был мой отец, то он меня спрашивал:
- Чо волосы отрастил, как пасаломщик?
- А чо? - как эхо отвечал я. - Все так ходят. Как в Ливерпуле!
- Ливер пуле нипочем, а вот вшивоту разведешь! Это похоже. Но это
похуже пули в ливере! Пасаломщик!
Советский пионер, я и слыхом не слыхивал, что это за "пасаломщик"
такой. Мнилось мне, краснопузому, что я роковой поэт, как, например,
гусарский поручик Лермонтов. Нынче все в моей жизни совместилось. Аз есмь
червь. Но червь образованный. Бывший исторический писатель, а ныне самый
настоящий псаломщик, но с короткой стрижкой и бодрыми армейскими усами.
Может быть, лучше ничего не помнить. Как бывшая супруга моя, давняя,
старобрачная, барочная, порочная, барачная еще Надежда Юрьевна, наверное,
вспоминала меня только тогда, когда я протягивал ей деньги. С ее стороны это
умно, потому что здраво. Ей неведома была горечь Эмерсона*, который
измученно спрашивал некогда: "Как объяснить моей жене, что когда писатель
смотрит в окно, он тоже пишет?"
______________
* Р.У.Эмерсон (1803 - 1882), американский писатель.

Ей, бывшей моей жене, не давали спать химеры мелкобуржуазной dolce
vita. Зараня, когда какой-нибудь неведомый дед еще не вышел на гумно
молотить, она уже непременно будила меня:
- Ой, не знаю: рассказывать тебе сон - не рассказывать? Снится мне и
снится море, купе поезда... Звезды...
Она научила меня вставать до зари. Когда ее сон повторялся три ночи
кряду, я брал командировку, собирал сидорок и уезжал. Так уехал в Москву в
девяносто первом году, когда начался большой революционный фарс, и там
впервые увидел политических оборотней, чьей религией был Арбат. Недурно
обустроились его приемные дети. Они позировали с автоматами в руках вблизи
Арбата, не отходя далеко от пап и мам.
"Однажды вернусь на причал и увижу, - нередко думал я под ночной
перестук колес, - что моя жена безраздельно вышла замуж, что ее украли
взрослые вороватые дяди. И горько заплачу, весь изорванный в клочья молодым,
клыкастым капитализмом..."