"Сергей Шилов. Время и бытие" - читать интересную книгу автора

ящик, предмет особой заботы феноменологов, влагается наличие в обходящности
моего присутствия времени, в поисках утраченности которого,
воспроизводящегося с завидным постоянством здесь теперь и вот на территории
необходимо прекрасным: выводящим меня в собственный просвет через ту часть
стены, стесанной из камней-слов-блоков, одна из букв которого выпала из-за
просыпавшегося раствора, соскабливаемого слой за слоем с почтового ящика
певчей прорези Пруста, который только читая письма и ждал в наследство
литературу от богатого дядюшки Гомера, но безобразный помертвевший дядюшка
пережил полного сил, но лишенного средств племянника, в который я попадал,
записав себя в качестве адреса на конверте с вложенным в него вчетверо
согнутым листком пустой от символов белой бумаги, который опускался на дно
п/я, расписанного феноменологами под орех, пронумеровавшими каждую доску его
устройства, чтобы его можно было свободно перебирать, разбирать, собирать,
перевозить из города в город, где на ярмарке за умеренную цену отгадывают
зеваки и слухачи номер воинской части, неподалеку от которой через узкую
полоску действительности сродни той, что прибила нас к иероглифам КПП,
располагалась в качестве дна почтового ящика-замполита-пруста, просыпавшаяся
наружу раствором письменность, выветрившаяся через ту точку, которая как
лифт гостеприимно распахнула двери, сбрасывая нас с кончика пера у почты,
вошедших в нее по выходу из части, аплодирующей страстям замполита решившего
увековечить свое имя присвоением своему роману "Колибри" в порядке премии
имени "В поисках утраченного времени" как и будет вынужден записать
переписчик этот роман в каталог, как следующий сразу за лекциями, в которых
время беззаботно и безрассудно терялось ради внутренней формы точности,
вменив автору заботу, которой насыщаются его произведения съезжающимися к
своим детям родителям, что привозят детям кубы, многогранники продуктов,
которые как фасеточный глаз изловчатся следить за ними уже на территории
хотя бы в течение некоторого времени, добиваются как мыслимой, так и
протяженной встречи с детьми, этим качеством которой отвечает небольшая
гостиница, номера которой фрахтуются наиболее зоботливыми родителями на
несколько часов, как фрахтуются номера известных заведений, где их большой
ребенок втягивает свое тело в ванной и решаясь вдруг заняться онанизмом,
сдвигает, как Кант своим сидением сдвигает к себе миры, с мертвой точки
сущности армии, ocтавив воду включенной, где он наконец, может прилечь в
постель с постельным бельем, с тем чтобы через полчаса с нее подняться, не
засыпая, с тлеющим огоньком сознания, повреждающим умозрение, есть
подаваемые в постель фрукты и овощи с собою, есть клубнику, виноград, дыни,
в кустах подаваемые в постель, затем бисквиты, пирожные, сладкое, то есть в
той последовательности, как это и происходило дома на свободе, при этом всем
не произнося ни единого слова, так-как надо наблюдать да тем как из глаза в
глаз сыпется время увольнения, опрокинутое вверх дном посредством символа
увольнения в голове, покоящейся на подушке как отдельное, не считающее более
нужным скрывать собственное существование, тело, пока на окне центральной
гостиницы городка сушатся портянки, стиранные, которые со смехом требуют
убрать от горничных какие-то офицеры, проходящие по улице, на которой через
некоторое мгновенно произойдет разлучение с родителями с сыном, все еще
продумывающим с возможной последовательностью факт высказывания
потусторонних офицеров, не вольется ли оно в текст моего присутствия в
армии, и уносит блудный сын нехитрый свой скарб, увивающий письменностью
витрины магазинов, вскрываемый в присутствии Пруста, заступившего в этот