"Ефим Шифрин. Течет река Лета " - читать интересную книгу автора

- Ну вот, - сказал я, когда мы зашли в вагон, - тебе - цветы, а мне -
хуй!

Ленка обиженно надула губки.

- Ага, лучше бы тебе цветы...

Ничего смешнее этого я от нее потом не слышал.

С Колонного зала начал свою карьеру Андрей, младший из братьев
Никишиных, о которых я все никак не соберусь написать. Он снимал комнату на
Петровских линиях, напротив ресторана "Будапешт", в доме, где располагался
абонемент Театральной библиотеки. От работы до дома ему было рукой подать.

Андрей был самым молодым администратором за всю историю зала. Успел
поработать там года два, после Института Культуры, пока не ушел в солдаты.
Армия вышла ему в виде службы в Оркестре МВО, откуда потом за веселые пьянки
его все же отправили от Москвы подальше. Сейчас он занимается документальным
кино. И живет на Петровке в ойкумене своей шальной молодости.

По меркам тех времен администратор Дома Союзов должен был быть важной
персоной. От его расположения зависело, как часто артист будет выступать в
Колонном.

С Андрюшей быстро свела дружбу Вероника Станкевич, жена знаменитого
"курского соловья", исполнителя народных песен, Ивана Суржикова и мать его
дочек, Кати и Лизы. Про это семейство много судачили за глаза: самой стойкой
оказалась сплетня о том, что Иван Николаевич вовсе не отец своим дочерям и
даже не муж своей супруге. Но сплетен в Москонцерте всегда было много.

В отношении этого семейства ходили еще слухи о том, что один
влиятельный певец вконец извел Иван Николаевича - в отместку за то, что
последний якобы однажды назвал его жидом. Вероника Александровна, иногда
представлявшаяся цыганкой или полькой, больше всего была похожа на еврейку,
и одной своей внешностью могла бы служить мужу защитой от любых обвинений в
юдофобстве.

Подробности этой истории были на устах у всех. И мне выпало быть ее
современником. Суть ее такова.

Один известный доныне гражданский певец и Иван Николаевич Суржиков
однажды насмерть столкнулись в концертном зале "Октябрь".

Гражданский певец был тогда воплощенной грозою: все боялись, но и
уважали его. Впрочем, я никогда не встречал людей, которые бы его искренне
любили. Возможно, меня с ними не еще сводила судьба.

Суржикова как раз любили все, как любят в России теноров - душевных и
сладкоголосых. Он выходил на сцену в белом сюртуке с молодцевато поднятым