"Иван Михайлович Шевцов. Семя грядущего. Среди долины ровныя..." - читать интересную книгу автора

и, не теряя времени, мчатся к границе. От заставы до реки меньше километра.
Они "возьмут" это расстояние одним махом. Пограничники и опомниться не
успеют, как Шидловские будут уже на той стороне.
Конечно, план этот не был известен Глебову.
Как только стемнело, Емельян зажег в передней комнате висящую под
потолком лампу; настольная с привернутым фитилем стояла во второй комнате,
оба окна которой были плотно зашторены. В носках, в брюках и нательной
рубашке он лежал на жесткой койке поверх одеяла, прикрывшись шинелью. Дверь
в ярко освещенную переднюю была открыта.
Медленно, томительно тянулось время напряженного ожидания. Если
попробовать определить то чувство, которое испытывал Емельян Глебов в эти
тягучие часы, то, пожалуй, самым верным будет нетерпение. Не тревога, не
страх - ничего этого и в помине не было, - именно нетерпение охватило его,
порождало в нем азарт молодого игрока, своего рода вызов опасности, которую
он не то чтобы не представлял, но не придавал ей особого значения, будучи
слишком уверенным в себе. Вдруг он подумал, что данные разведки неточны,
ложны или Шидловские в последний момент струсили и не придут. Собственно,
почему они должны убить начальника заставы? Кровная месть?.. Но ведь это не
Кавказ. И как будут убивать? Стрелять в упор, в открытую, бросят, наконец, в
окно гранату? А сами попытаются в суматохе быстро добежать до реки и
кинуться вплавь на тот берег? Нет, на такой нерасчетливый риск Шидловские не
пойдут.
Обостренный слух чутко ловит звуки за стеной. Чьи-то шаги, торопливые,
встревоженные. Стук в дверь. Глебов поднялся, набросил на плечи шинель. .Под
шинелью спрятан в левой руке пистолет - Емельян одинаково отлично стреляет и
с левой и с правой, которая теперь держит журнал "Огонек". Он ничего не
успел ответить на стук, как дверь отворилась, вошел дежурный по заставе.
Доложил:
- Товарищ лейтенант, старший наряда ефрейтор Ефремов сообщил, что
братья Шидловские идут на заставу.
- Хорошо. Сообщите об этом старшине. Ефремову передайте, пусть не спеша
следует на заставу на небольшом расстоянии от Шидловских. А потом... а потом
пусть расположится у горелой ветлы между рекой и заставой и несет службу до
двадцати четырех ноль-ноль.
Дежурный повторил приказ, но уходить не собирался, ожидая еще каких-то
распоряжений. Он был встревожен и смотрел на лейтенанта озадаченно и с
недоумением, точно спрашивая: зачем они идут среди ночи на заставу? Такого
прежде не бывало. Значит, что-то случилось чрезвычайное.
- Все, идите! - приказал Глебов. И как ни старался дежурный найти в
глазах начальника хоть какие-то признаки тревоги или нервозности - не нашел.
Спросил на всякий случай:
- Шидловских проводить к вам?
- Сами дойдут, - небрежно обронил Глебов. - Продолжайте нести службу.
Дежурный ушел, а Глебов, не снимая с плеч шинели, наброшенной поверх
нательной рубахи, в носках и тапочках опустился на койку, все так же держа в
одной руке журнал, в другой пистолет. Подумал: "А может, напрасно
Мухтасипова не предупредил? Минут через пятнадцать придут. Наверно,
вооружены. В случае чего стрелять буду через полу шинели. Не промажу".
Волнение пришло сразу, неожиданно, вдруг: нахлынуло, взбудоражило
кровь, подожгло - он чувствовал, как горят щеки, уши, как мечутся