"Иван Михайлович Шевцов. Набат" - читать интересную книгу автора

- По какому профилю? - полюбопытствовал Куницкий.
- Геология меня интересует, еще в школе мечтал. И Куницкий с деланным
увлечением подхватил тему геологов, начал говорить, как это интересно,
увлекательно и все в этом роде. А Слугарев слушал его и все ждал, заговорит
он о беловирской трагедии группы Алексея Гурьяна или нет. И думал: а ведь
должен заговорить, ну хотя бы поинтересоваться, нет ли каких-нибудь новых
данных, которые могли вскрыться после освобождения Советской Армией
Беловира. Но Куницкий упрямо избегал этой темы, заставляя Слугарева гадать,
почему именно? То ли он такой самовлюбленный, увлекающийся по характеру, то
ли, напротив, не хочет в такой день бередить незаживающую рану души. Тогда
Слугарев, вклинившись в непрерывный и, казалось, бесконечный словесный поток
гостя, проговорил своим негромким низким голосом, делая внушительные паузы:
- Я предлагаю светлую и вечную память тех наших боевых друзей и
товарищей, которым не довелось дожить до сегодняшнего дня. - Он встал,
бледный и задумчиво-печальный, прибавил: - Стоя и молча.
Встали и Ядзя с Куницким. В тесной комнатушке воцарилась торжественная
напряженная тишина. Ядзя была одета в зеленое шерстяного трикотажа платье с
отложным воротником, скромно и элегантно обнажавшим ее шею, и с поясом,
подчеркивающим строгие изящные линии ее оформившейся, но все еще девичьей
фигуры. Она не то что поправилась, пополнела, - она именно оформилась,
приобрела устойчивые черты молодой женщины, которую природа не только ничем
не обошла, но и щедро наградила всеми своими дарами. В глазах ее теплилась
нежная грустинка.
Выпили стоя, без слов. Сели. Куницкий приумолк, не решаясь первым
нарушить преисполненную глубокого смысла торжественную и печальную тишину.
Заговорил Слугарев задрожавшим голосом:
- Мы, выжившие и уцелевшие, наши дети и внуки наши будем в вечном долгу
перед теми, которые пали в бою. Перед такими, как Томаш и Ермак, Зигмунд и
Людвик, Алеша и Аркадий, Николай и Веслав.
Произнося имена последних участников группы Алексея Гурьяна, он впился
в Куницкого острым взглядом, которого Адам не смог выдержать, и вдруг,
побледнев, отвел в сторону смущенно-растерянные глаза. Но это был всего лишь
какой-то миг, - Куницкий быстро сумел овладеть собой и, горестно покачав
головой, молвил скороговоркой:
- Да, славные были ребята... А сколько таких прекрасных не дожили до
победы, погибли в бою, в концлагерях, замучены в фашистских застенках...
Миллионы. - И, не дав никому вставить даже слова, стремительно спросил: -
Скажите, Иван Николаевич, получат ли пострадавшие от Гитлера народы
безграничное право мести в отношении немцев? - Куницкий сверкнул злыми
глазами.
- Я думаю, военных преступников и всех фашистских главарей, виновных в
убийствах и жестокостях, будет судить международный суд, - нахмурившись,
ответил Слугарев, смекнув, как ловко его собеседник уводит разговор в
сторону от неприятной и нежелательной темы.
- Да нет, я не о том, - раздраженно поморщился Куницкий. - Главари,
военные преступники - это понятно. Ну, а рядовые фашисты? И вообще немцы, -
не сотни, не тысячи, а миллионы? Они будут наказаны? Разве на них не должна
распространиться наша священная месть?
- Вы имеете в виду рядовых немцев? - недоуменно переспросил Слугарев.
- Всех членов нацистской партии, поголовно, - резко и злобно отчеканил