"Иван Шевцов. Во имя отца и сына (роман)" - читать интересную книгу автора

на Бородино, попал в первый раз. Стыдно. Отчего это у нас? Не от лености ж,
нет. Я уверен, что все, кто с нашего завода сегодня приехал, все до единого
в первый раз. Спасибо тебе.
- Спасибо скажи секретарю парткома: он организовал, - скромно
отмахнулся Варейкис.
- Какому? - Серые брови Сергея Кондратьевича хмурятся, раздуваются,
щетинясь, усы. - Старому или новому?
- Кто старого помянет - тому глаз вон, - шутит Варейкис. - Я говорю о
Глебове, Емельяне Прокопиче. Его идея.
- А сам он что же не поехал? - Это спросил Константин Сергеевич. Его
удивляло отсутствие нового секретаря парткома.
- Несчастье у него: тесть умер. Сегодня хоронят, - коротко отвечает
Варейкис.
Своих догнали у наполеоновского орла. Здесь, на возвышенности, в те
далекие дни стоял покоритель стран и народов, глядя в загадочную даль -
туда, где за неприступными бастионами русских полков на семи холмах высилась
белокаменная златоглавая столица. О чем он думал, властолюбивый деспот,
щурясь на белизну берез и не замечая самого главного - непроходящей земной
красоты? Да, о чем именно - хотелось бы знать Сергею Кондратьевичу.
Лугов отходит от группы в сторонку: голос экскурсовода мешает ему
сосредоточиться, дать простор и волю своим думам. Нет, он не из простой
вежливости сказал "спасибо" председателю завкома за эту поездку.
Оказывается, благодарить надо нового секретаря парткома.
Странно и удивительно начинает свою работу на заводе "Богатырь" товарищ
Глебов - с экскурсии на Бородинское поле. Лугову определенно нравится такое
начало: в нем есть нечто многообещающее. Старик вспоминает, как начинал на
заводе работу предшественник Глебова: в первый же день приказал секретарше
пригласить к нему секретарей цеховых парторганизаций. Вызывал по одному.
Звонит секретарша в механический мастеру Каурову - молодому инженеру,
приглашает его как секретаря в партком. А тот не в духе был, что-то не
ладилось: станки старые барахлили, давно нужно было заменить, спрашивает: "А
в чем дело? Зачем меня в партком?" - "Новый секретарь желает с вами
познакомиться". - "А вы скажите ему, что будет лучше, если он сам зайдет к
нам в цех. Дело есть. Тут и познакомимся". Словом, подсказал, как нужно
работать.
И снова мысли Лугова возвращаются в прежнее русло: не из простой
вежливости благодарил он за эту поездку. Может, впервые за свою долгую жизнь
он так зримо увидел красоту родной земли. Красоту не только внешнею, не
только золотую звонь осенних берез и задумчивую ширь лесных далей, где в
лучах невысокого солнца тихо струится хрустальный воздух, прогретый еще не
остывшей землей. Он как-то по-новому, сердцем и разумом ощутил красоту и
величие России в ее завидной судьбе, в большом, в исторически целом и
философски сложном плане. Он смотрел с кургана в необозримый простор, глаза
видели Бородинское поле, а душа чувствовала, как ширится и раздвигается
горизонт, уходит в безбрежье, и там - на юге, на западе, на востоке, на
севере встают другие поля - эпическими полотнами живой и немеркнущей
истории - ледяное поле Чудского озера, Куликово и Марсово, плацдарм у
Перекопа, Мамаев и Малахов курганы, заснеженное поле Подмосковья и
фашистские танки на Волоколамском шоссе. И поля в тяжелых колосьях хлебов,
цветущего льна, в котором, кажется, отражается небесная синь, леса,