"Иван Михайлович Шевцов. Остров дьявола " - читать интересную книгу автора

С огромным усилием они добрались до развалил костела. Последние десятки
метров Куницкому пришлось нести Кудрявцева. Спотыкаясь о груды кирпича, он
спустился в подвал. Куницкий посадил Кудрявцева на холодный каменный пол,
прислонив спиной к такой же холодной стенке. От нервного напряжения и
усталости - видно, ноша была для него непосильной - он растерялся и не знал,
что делать дальше. Только спрашивал совсем приглушенным шепотом:
- Куда тебя?
- В грудь...
- И сильно?.. Тебе больно?.. Я схожу за Ядвигой. Нужен доктор... Я
вернусь. Ты только лежи тихо, - торопливо и сумбурно лепетал он и с
необычной поспешностью скрылся.
Он спешил побыстрее покинуть вдруг ставшее совсем ненадежным убежище,
теперь уже превратившееся в ловушку. Где-то в тайниках души Куницкий
догадывался, что никакой доктор Кудрявцеву уже не поможет. Ранение в грудь,
потеря крови - нет, не жилец снайпер на этом свете. Что-то неприятное,
похожее на легкое угрызение совести укололо Куницкого: надо было перевязать
товарищу рану. Почему ж он этого не сделал? Ответ нашелся быстро, почти
мгновенно, обстоятельный, вполне логичный и, главное, убедительный для
самого Куницкого: он торопился, перевязка раны отняла бы лишнее время, а в
создавшейся ситуации каждая минута могла стоить жизни. Прежде всего самому
Куницкому, но это он отметал, мол, как не столь существенное. Он думал о
жизни Кудрявцева и потому спешил за врачом, - в то же время отлично понимая,
что врач не потребуется, да и где его найдет Ядзя? И все же он убежал во имя
спасения товарища. И не только Кудрявцева. Он думал о жизни остальных:
Алексея, Ядзи и хозяина квартиры - оберполицая Веслава Качмарека. Их надо
немедленно предупредить, - эсэсовцы могли напасть на след радиста, могли
живым захватить Кудрявцева. Нет, совесть его чиста, поспешность, с какой он
покинул развалины костела, оправдана высокими целями.
А Кудрявцев на этот счет был совсем иного мнения. "Сволочь, трус,
шкурник", - так он думал о Куницком.
Кудрявцев знал, что ранение тяжелое, но мысль о смерти решительно гнал
от себя; он понимал, что такая мысль способна парализовать волю. Ему нужны
были силы, чтобы прежде всего перевязать свою рану. А еще - чтоб не потерять
сознание и не попасть живым в лапы врагу. Он чувствовал, как тают, покидают
его физические силы, но разум оставался ясным.
В сыром прохладном подвале было темно, и Кудрявцев каким-то необъяснимым
чутьем понял, что он здесь не один, что здесь присутствует кто-то невидимый,
притаившийся и что он, этот невидимый, вот-вот даст о себе знать. Слабеющей
рукой Кудрявцев достал из кармана брюк гранату-лимонку с грубой насечкой
кожуха. И в это время он услышал полушепот по-русски:
- Товарищ, а товарищ... Ты меня слышишь? Не бойся: я твой друг.
Голос раздавался откуда-то сзади, с противоположной стороны входа.
Кудрявцев не очень ему удивился, больше обрадовался. Спросил негромко:
- Кто вы? Подойдите. - Он был уверен, что с ним говорит русский, и
совсем его не занимала мысль, как он оказался в подвале разбомбленного
костела.
- Говори, браток, шепотом: нас могут услышать, - сказал незнакомец,
приблизившись к Кудрявцеву. - Я слышал ваш разговор с приятелем, который
пошел за врачом. Что с тобой стряслось? Ты ранен? Может, я тебе чем-нибудь
помогу?