"И.М.Шевцов. Любовь и ненависть (Роман) " - читать интересную книгу автора

наверху. Он послушно подчинился.
Командир дивизиона поторапливал: начался прилив, и мы должны были
поспеть войти в бухточку во время "большой воды".
Сильно раскачиваясь, корабль отвалил от пирса, и навстречу нам в
сумерках занимавшегося снежного полярною утра побежали сердитые волны. Я
представил, как трудно будет спустить шлюпку и перебросить на берег хирурга,
должно быть молодостью и какой-то неказистой застенчивостью не внушившего
мне доверия, Думалось: не могли послать хирурга поопытней и посолидней.
Наверное, побоялся искупаться в ледяном море.
Однако ему не сиделось в моей каюте. Он вышел на палубу, поднялся ко мне
на мостик. Я покосился на него, ожидая увидеть взволнованное и растерянное
лицо. Но он был спокоен, собран и слегка задумчив. О чем он думает? О
предстоящей сложной операции или о том, как добраться невредимым на шлюпке
от корабля до обледенелого берега по этим свирепеющим, ничего не щадящим
волнам?
- Хорошо плаваете? - спросил я его довольно сухо.
Он посмотрел на меня, грустно усмехнулся и ответил с достоинством:
- Постараюсь. - Затем спросил: - Простите, если я не ошибаюсь, у вас на
столе фотография Ирины Инофатьевой?
- Инофатьевой? - удивившись, переспросил я, но тотчас же сообразил: -
Да, Ирины, теперь Инофатьевой, а когда-то Пряхиной.
- Она дочь нашего адмирала? - спросил он.
- Откуда вы ее знаете?
- По Ленинграду, - мимоходом бросил он.
Корабль входил в бухточку. В ста метрах от берега я застопорил ход и
приказал спускать шлюпку. Волны точно ждали этого в надежде захлестнуть ее и
проглотить вместе с теми, кто осмелится оставить борт корабля. Шустов был
по-прежнему спокоен, - во всяком случае, он умел вести себя. Едва шлюпка
коснулась воды, как мичман включил мотор. Я помахал рукой, желая удачи, но
доктор не видел меня. Шлюпка рывком оторвалась от корабля и тотчас же
скрылась за гребнем волны, как в воду канула. Через несколько секунд она
снова показалась, крошечная, беспомощная, упрямо карабкавшаяся на гребень
крутой волны. В голову назойливо лезли тревожные нехорошие думы: имеет ли
смысл рисковать жизнью пяти человек ради попытки спасти одного? Казалось,
еще один миг - и огромный вал обрушит на шлюпку тысячетонную массу воды и от
нее не останется и следа.
Время тянулось мучительно долго. За шлюпкой наблюдали не только мы. За
ней наблюдали и с берега: командир батареи и начальник сирены, отец
раненого. Я засек время. Шлюпка возвратилась через двадцать минут,
благополучно высадив Шустова, и мы, с облегчением вздохнув, отправились в
базу.
Прошло несколько часов, и мы узнали, что Василий Шустов удачно сделал
операцию. Ранение оказалось слишком тяжелым: в грудь навылет. Молодому
хирургу не приходилось в своей недолгой практике делать такую сложную
операцию. Она продолжалась час десять минут. Это была первая операция в
мирное время на Северном флоте, операция, сделанная вне госпиталя, в обычном
деревянном доме, без опытных ассистентов. Положение раненого оставалось
очень тяжелым, но он жил.
Врач не отходил от раненого двое суток. На вопросы он ничего
определенного не отвечал и лишь на третьи сутки сказал с уверенностью: