"Иван Михайлович Шевцов. Соколы (очерки)" - читать интересную книгу автора

ровой картины. В этом отношении на меня сильное впечатление произвела его
большого размера картина "Русская баня". В ней дюжина обнаженных женских
тел, связанных сложной композицией, выписаны с очаровательным блеском, где
каждая фигура - это образ, индивидуальный характер. Вызывало удивление, что
такому шедевру, по художественной силе равному кисти титанов Возрождения, не
нашлось места в отечественных музеях и картинных галереях: она хранилась в
мастерской художника.
Выходец из гущи народной, сын тамбовского прасола, Александр Михайлович
был крут, резок, самолюбив, непримирим с оппонентами. Любил власть, которую
благодаря дружбе с К.Е. Ворошиловым, имел в достатке и нередко злоупотреблял
ею. Свято верил, что среди современных художников нет и не может быть равных
ему, что он есть художник номер один. Был болезненно ревнив к художникам,
которые по своим талантам не уступали ему, особенно если их живописный
почерк, творческая манера отличались от его. Думаю, что поэтому он
недолюбливал и Аркадия Пластова, и гениального Павла Корина, с которым я был
также дружен. Страстный приверженец и страж реализма, он не терпел других
направлений в искусстве.
Особую наприязнь он питал к своему однофамильцу Сергею Васильевичу
Герасимову, который после Александра Михайловича возглавил Союз художников.
И в самом деле, рядовой зритель часто пугал Герасимовых или считал, что есть
один знаменитый, под первым номером Герасимов.
С К.Е. Ворошиловым его связывала давняя дружба. В сущности, его
монументальные полотна "Первая Конная" и "На страже Родины" (Сталин и
Ворошилов в Кремле) были выполнены по заказу Ворошилова, не говоря уже о
портретах маршала и его близких. Покровительство Ворошилова давало ему почти
неограниченную власть в изобразительном искусстве.
Сложные отношения были у него с представителями "богоизбранного"
народа. Евреи считали его откровенным антисемитом, хотя на самом деле он
таким не был. Среди его друзей были евреи, он писал их портреты, они охотно
позировали ему (И. Грабарь, С. Маршак и др.). Он не терпел М.Шагала и
Р.Фалька не потому, что они были евреями, а потому, что были воинствующими
апологетами антиреализма в искусстве, да к тому же бездарными. Как каждый
патриот, он не терпел сионистов, их заси-


279

лия в русской культуре и высказывался па этому поводу довольно откровенно,
что в то время считалось антисемитизмом, как, впрочем, и сейчас.
Как-то на одном правительственном приеме Герасимов стоял в зале и
разговаривал с Ворошиловым. В это время к ним подошел Илья Эренбург и
поздоровался сначала с маршалом, а затем протянул руку Герасимову. В ответ
Александр Михайлович демонстративно повернулся к Эренбургу задом, и рука
Эренбурга повисла в воздухе. Шокированный писатель покраснел и молча отошел
в сторону, а Ворошилов закатил нотацию обидчику:
-Что за дурацкая демонстрация? Как ты мог?!
-Клемент Ефремович, да это ж неразоблаченный шипиен, - невозмутимо
ответил Герасимов.
Тогда еще не было термина "агенты влияния", но Александр Михайлович
обладал на них особым чутьем и совершенно справедливо считал их "шипиенами".