"Иван Михайлович Шевцов. Что за горизонтом? " - читать интересную книгу автора

она.
"Мой Игорь! Мы с Игорем напишем такую картину!" Эти ее восклицания
всегда вызывали во мне нехорошую улыбку. Она была убеждена в своей
причастности к таланту мужа, в своем соавторстве. Она считала, что без нее
нет и не может быть художника Ююкина. Всем, что он создал, он обязан ей.
Она, то есть ее состоятельный отец, создал материальную базу, нормальные
условия для творчества. Не будь этой базы, Игорь не состоялся б как
художник! Чепуха, не верю: Игорь несомненно талантлив. Просто трудней бы ему
пришлось. А впрочем, кто знает.
- А голос у нее так себе, ничего особенного, - вдруг сказала Настя.
- Это у кого же? - попросил я уточнить, хотя и догадался.
- Да у этой, как ее там - профессорши, Ларисы, что ли?
- Приятный голос, вы напрасно. И сама она - прелесть - умная, скромная,
без комплексов.
- Интересно, когда вы это успели обнаружить ум? - игриво заметила она.
- Для этого времени много и не надо: стоит только поговорить, и ум
тотчас блеснет. Это дурака не сразу раскусишь.
- Ну, не скажите: женщины умеют притворяться... умными, чтоб соблазнять
вас, уж если не красотой, когда ее нет, то хоть видимостью ума.
- Да вы, Настасья, похоже ревнуете, следовательно - грешите. Ревность -
штука коварная: она из мухи делает слона и приносит страдания ревнивцу. -
Она игриво запрокинула голову, приняв независимую позу и самодовольно
заулыбалась.
- С чего это вы взяли, Егор Лукич, что я ревную? И какой же в ревности
грех? Ревность - чувство естественное. Даже животные ревнуют. Я по телеку
видела, как из ревности дерутся лоси. Из-за лосих, конечно.
- А ведь и вас, милейшая Анастасия, ревность ко мне привела. Да, да, не
возражайте. Вы ищите Игоря, как не трудно догадаться. Не волнуйтесь, никуда
он не денется. И в Нижнем он не сошел на берег, не переступил борт корабля.
Он где-то здесь. Но если появится мне на глаза сегодня, обещаю вам
немедленно выпроводить его по месту жительства, то есть - в вашу каюту. -
Она поняла мой иронический монолог, дружески заулыбалась и, пожелав мне
покойной ночи, оставила мою берлогу.
Время приближалось к полуночи, я разделся, лег в постель, но спать не
хотелось. Привыкший к одиночеству, я погрузился в думы, которые прервал
неожиданный визит Насти. Только теперь я думал не о профессоре. Профессор
мне был симпатичен, и этого довольно. Я думал о Ларисе. Мы простились у
трапа. Я запомнил ее солнечную улыбку, сияние необыкновенных глаз, внезапный
порыв и тайное смущение. Сколько часов мы провели вместе за откровенными,
иногда интимными и задушевными разговорами. Казалось целую жизнь. О чем мы
только не говорили. Она искренне призналась, что в студенческие годы была
влюблена в Егора Булычева, что для нее оба Егора, то есть Булычев и
Богородский, были неделимы. Она по-детски смущалась этого признания, на
бледных щеках ее вспыхивал багрянец, ресницы трепетали, и она опускала
глаза. Меня приятно поражало совпадение наших взглядов по всем, или почти по
всем жизненно важным вопросам и проблемам, будь то политика, искусство или
простой быт, взаимоотношение людей и даже любовь. Да, да, о любви №1 тоже
говорили, естественно, в теоретическом плане. Несмотря на свою нежную душу и
даже некоторую сентиментальность, она наделена твердым характером и
убеждениями, которые умеет отстаивать и защищать. В ней есть все, из чего