"Иван Михайлович Шевцов. Бородинское поле " - читать интересную книгу автора

его. А все Дмитрий Никанорович - его учитель и старший товарищ. Не отпущу,
мол, пока не закончим все работы по маскировке Москвы. Архитектор должен не
только строить здания и города, но и спасать их от варварского разрушения.
Но вот работы по маскировке столицы в основном закончены. И Дмитрий
Никанорович сказал с досадой в голосе:
- Ну хорошо, не смею больше вас задерживать. Воюйте.
Они шли вдвоем по улице Горького серым октябрьским днем - плотный,
коренастый Никулин и щуплый, по-юношески стройный стеснительно-сдержанный
Олег Остапов.
- А вообще, будь моя воля, я б не пустил архитекторов на фронт, - резко
говорил Дмитрий Никанорович, шагая энергично, широко. Седеющая обнаженная
голова его приподнята, острый взгляд решительно устремлен туда, где пики
Исторического музея дырявили серый купол неба.
- Почему так, Дмитрий Никанорович? - полюбопытствовал Олег.
- Мало у нас зодчих. Особенно талантливых. А вы представляете, сколько
работы будет после войны! Восстановить разрушенные города, строить. - Он
замолчал, в задумчивости замедлил шаг. - А пожалуй, я скажу об этом
Александру Сергеевичу. Архитекторов надо как-то сберечь, - решил после
некоторой паузы.
- Только не сейчас, Дмитрий Никанорович, не сегодня, - с наивной
поспешностью попросил Олег. - Вот уйду на фронт - тогда пожалуйста.
"Мальчишка", - подумал Дмитрий Никанорович и улыбнулся своим мыслям.
И в самом деле, что-то мальчишеское еще сохранилось в этом
двадцатишестилетнем тихоне: непосредственность, доверчивость, настойчивость
и упрямство.
- Вы и стрелять-то небось не умеете, - уже добродушно сказал Дмитрий
Никанорович, совсем не желая уязвить своего молодого коллегу. - Какая от вас
польза на фронте?
- Убивать - дело не хитрое. А меня могут в инженерные части направить.
Авось пригожусь. Буду разрушать. А после войны заново строить. Если,
конечно, самого меня какая-нибудь случайная пуля не разрушит. - Последняя
фраза прозвучала без грустинки, с обычной для него легкой иронией.
Они шли от Моссовета вниз, к Охотному ряду, по правой стороне вдоль
пустыря, тянувшегося до самого телеграфа и закрытого высоким дощатым
забором; говорили о послевоенном времени так, словно и не начинал Гитлер
своего генерального наступления на Москву. Возле телеграфа Дмитрий
Никанорович приостановился, внимательно посмотрел на огромнейший плакат
"Родина-мать зовет!", сказал с присущей ему восторженной теплотой:
- А знаете, Олег, какие ассоциации вызывает этот плакат? - Олег
недоуменно промолчал, и Дмитрий Никанорович сам ответил: - Вспоминается
песня Александрова "Священная война". Да-да, именно она. Это - как набатный
колокол.
Олег ничего не ответил, он не сразу уловил смысл сказанного, а Дмитрий
Никанорович уже продолжал ранее оборванную мысль:
- После войны многие города придется строить заново. А ведь вы, Олег,
мечтали о комплексной застройке. Я помню ваш проект нового города.
Фантастика, но дерзкая и красивая. Это хорошо. У нас, Олег Борисович,
родилась новая, советская архитектура. Новый зодчий появился, которому
предстоит строить новые города. И Москву в том числе. Новую Москву. Наша
профессия сугубо мирная. Зодчий - это, как бы вам сказать, символ мира, что