"Олег Николаевич Шестинский. Блокадные новеллы (fb2) " - читать интересную книгу автора (Шестинский Олег Николаевич)Первой блокадной весной…Я никогда не соглашусь с тем, кто станет утверждать, что не было в блокадные дни своих радостей, своих маленьких праздников. Помню, как в мае на углу Большого проспекта и Введенской подростки катались на велосипеде, а на рамах восседали их подружки. Они так озабоченно занимались своим делом, так старательно кружились на торцовом пятачке, что казалось, нет войны, нет обстрелов, а есть только влюбленные парочки да еще цветущая сирень в сквере. Как-то в ослепительно синий день я вышел из ворот нашего дома и столкнулся лицом к лицу с мамой, возвращавшейся с работы. Мы остановились друг перед другом. Она ничего не говорила и только изучающе, словно давно меня не видела, смотрела в мое лицо, разглядывала… И вдруг губы ее дрогнули. Наверно, при солнечном свете она отчетливо увидела и бледность моего лица, и запавшие глаза, и темные разводы под глазами. Я нисколько не подрос за военную зиму, а недавно, отправившись в баню, неожиданно потерял сознание. Я увидел, что у мамы появились слезы. — Ты что? — спросил я. — Ничего, — она отвернулась. — Нет, чего ты? — допытывался я. — Понимаешь, я не могу спросить тебя: «Что ты хочешь, мой мальчик?» — А ты спроси. Мама печально улыбнулась: — Ну хорошо: что ты хочешь, мой мальчик? — Сапоги, — твердо сказал я. — Какие сапоги? Разве у тебя нет обуви? — удивилась мама. — Есть, но мне так нужны сапоги! В те дни у всех ленинградских мальчишек появилась своя мода: брюки навыпуск, тельняшки, хромовые сапожки. Каждый из нас мечтал о таких сапожках. — Но они тебе не пойдут… В конце концов мама сдалась, и мы отправились к знакомому сапожнику дяде Мише, который умел тачать сапоги. Мама объяснила, что нам надо. — Тысяча и одна ночь, — сказал дядя Миша и качнул головой. — Когда вы сделаете? — Постараюсь скоро — Дядя Миша махнул рукой и подмигнул мне. Ах, какой это был радостный день в моей жизни, когда в тельняшке, с чубом, упавшим на лоб, в хромовых сапожках и брюках навыпуск я медленно шел по Большому проспекту— шел мимо пожарной части, мимо своей школы с выбитыми воздушной волной стеклами, мимо ресторана «Приморский», где ныне была столовая по карточкам, мимо сквера, где буйно клубилась сирень… И мне казалось, что все на меня поглядывают: мальчишки — с завистью, а девчонки — с благожелательным любопытством. А я все шел и шел, пристукивая каблуками, лихо вынося носки вперед, и казался себе, конечно, самым бравым парнем на Петроградской. …Я заметил, что у мамы исчезло с руки ее любимое золотое кольцо с камушком. Вместо него палец опоясывал тонкий ободок белой кожи. — А кольцо где? — спросил я. — Где надо, — строго ответила мама. Я не отставал. — Да пойми же ты, — рассердясь, наконец сказала она, — дядя Миша за сапоги хлебом берет, мы с ним еле-еле на кольце сошлись. |
||
|