"Жак Шессе. Искупительное деяние ("Двойник святого")" - читать интересную книгу автора

что и она разделяет мое состояние, словно признание, сделанное ею, ввело ее
в смятение, от которого взгляд ее стал убегающим, а черты исполнились некой
слегка банальной мягкости, воздействовавшей на меня.
- Не слишком ли вы шокированы? - вперив в меня свой блестящий взгляд,
поинтересовалась она.
И тут я понял ее игру. Именно признание повергло ее в такое смущение.
Ей доставляло удовольствие наказывать себя столь жестоким образом, но еще
большее удовлетворение она испытала, поведав мне об этом во всех деталях.
Она стала дрожать, лицо ее как-то сжалось, на лбу и в уголках губ выступил
пот.
- Вы мне не верите. Хотите покажу вам... иголки?
Не успел я отказаться, как она уже подошла к низкому столику возле
постели, открыла ящичек и вынула оттуда три длинные иголки, чьи острия
сверкнули в свете лампы. Но я бросился вон из комнаты и спустился к себе.
Сожаление от того, что пришлось покинуть ее, охватило меня позднее.
На следующий день за ужином ничто не напоминало о произошедшем между
нами накануне. День у меня не задался, я шлялся по городу: по правде
сказать, там и смотреть-то было не на что, единственная его улица -
Озерная - была нарядной и мрачной одновременно. Я заглянул в несколько
лавок, чуть было не купил наручные часы, отведал кофе в каждом из трех кафе,
в чайной прочел местную газету - поскольку я не обращал никакого внимания на
посетительниц, они весьма недоброжелательно поглядывали в мою сторону.
Вконец измотанный, к шести вечера я вернулся в пансион и только тут отдал
себе отчет, что все эти часы, не принесшие ничего, кроме усталости, я
переживал из-за вчерашнего глупого инцидента.
Как и накануне, за ужином мы сидели друг напротив друга; ужин был в
разгаре, собравшиеся за большим столом постояльцы увлеченно жевали; какова
же была моя радость, когда я увидел, что Паула дожидалась моего появления,
чтобы приняться за еду, и встретила меня улыбкой сообщницы.
Я только боялся, как бы к концу трапезы она под предлогом усталости не
скрылась. Но нет, когда мы заканчивали с обильным десертом г-жи Коли, она
предложила:
- Вы не составите мне компанию? Еще не поздно, весенний воздух так
приятен. Ходьба будет расплатой за гурманство.
Я ухватился за приглашение и вышел вслед за ней. Какое-то время мы шли
по единственной улице города, затем оказались на тропинке, спускающейся к
берегу озера, где вечерняя тьма уже начала заволакивать бетонную облицовку
берегов и ящики с геранью. Было тепло, вода в озере была такой прозрачной,
дул порывистый ветерок, за нашими спинами остался этот ужасный городишко...
И тут мысль об иголках, которыми Паула протыкала свою плоть, предстала мне в
каком-то ином свете, не ужаснула, а, напротив, показалась весьма
притягательной. А заодно и мысль о власянице со следами крови то ли живота,
то ли лона. А может, она не совсем нормальная? Что ж, возблагодарим Господа,
что он печется о том, чтоб мы не умерли со скуки. Да, она не в себе, решил
я, и Бог позволил мне оказаться рядом с единственным существом на этом
побережье, с удовольствием рассказывающем о своих терзаниях. Предадимся же
этому счастью.
- Вы так мило улыбнулись мне за ужином, - проговорил я, пытаясь в свою
очередь улыбнуться.
Теплый ветер подталкивал меня и к другим словесным реверансам.