"Жак Шессе. Der Gartner ("Двойник святого")" - читать интересную книгу автора

Официанты принесли закуски: копчености, сливочное масло, сыр, и вскоре
все принялись с большим аппетитом закусывать, много и шумно переговариваясь,
шутя и смеясь. Поднесли еще вина и окорок, герр Гауптман указывал на ту или
иную бутылку, пробовал и добродушно руководил действом.
Я спросил еще полбутылки рейнского. А выглянув в окно, увидел
впряженных в дроги лошадей и гроб. Как? Похороны еще не состоялись? Я
поинтересовался этим у девушки, которая обслуживала меня.
- Так принято для подобного рода траура. По пути на кладбище
останавливаются у нас закусить.
Ее спокойный ответ обдал меня холодом, и тут же мое хорошее настроение
улетучилось, словно его и не было. Знаю, моя реакция была совершенно
идиотской, ведь одинаково кощунственно объедаться что по пути на кладбище,
что по пути обратно. Однако я только что вернулся с кладбища, и одно
впечатление наложилось на другое. Эти люди задумали похоронить своего
любимца, пусть так! Хороните! Но делайте это достойно, пощадите нас, не
устраивайте маскарад с лошадьми и дрогами! Истощенные вконец нервы и выпитое
натощак вино привели меня в состояние возбуждения, в котором я задавал
самому себе отчаянные вопросы. И эти люди верили в бессмертную душу
животных? Воображали некое возвышенное и варварское переселение душ на этой
реформированной земле? В своем возбуждении я дошел до того, что мне стали
мерещиться собачки, танцующие в коротких юбочках над долиной по ночам, а
чуть забрезжит рассвет, забирающиеся в свои могилки... Я продолжал пить. Еще
полбутылки! Никому не было до меня дела, пришлось даже ухватить официантку
за рукав, чтобы она соблаговолила принять мой заказ. Это безразличие к моей
персоне обидело меня, как и манеры посетителей. Да они смеются надо мной!
Оскорбляют это место, нарушая его покой, я же как постоялец, наконец, как
больной, прибывший поправить пошатнувшееся здоровье, имею право требовать
тишины, уважения и соблюдения приличий! Сегодня мой тогдашний гнев кажется
мне смешным, но тогда я был не в силах совладать с собой. Я вышел и хлопнул
дверью, но, кажется, никто не обратил на это никакого внимания.
Некоторое время я стоял неподвижно, ослепленный солнцем, бившим мне
прямо в глаза. Еще немного, и я бы пришел в себя, но тут на глаза мне
попались черные дроги, гроб, покрытый черным, черная с серебром упряжь.
Солнце цинично играло на лошадиных крупах. Я подошел ближе. Гроб был накрыт
черной тканью с оборками, колеблемыми ветерком. Возница, должно быть,
пировал с остальными, лошади были привязаны к сараю, вокруг не было ни души.
Какая-то недобрая сила так и подстегивала меня. Я желал видеть
животное, ради которого все это было устроено! Я огляделся: никого. Сдернул
покрывало и резко открыл крышку гроба. И тут же от смущения и удивления чуть
не лишился чувств. Из грубошерстного пиджака, застегнутого до самого
подбородка на все пуговицы, едва выступало лицо старика с провалившимся
ртом. В скрещенных на груди руках с подстриженными ногтями торчали две розы.
Подбитые гвоздями башмаки были нагуталинены. Все это я охватил взглядом в
считанные секунды, но не забуду уже никогда. Я закрыл гроб, кое-как накрыл
его покрывалом и поспешил обратно в зал, где стоял мой недопитый стакан.
Завладев вниманием официанта, я заказал можжевеловой водки и выпил ее, не
переводя дыхания. Алкоголь пришиб меня. Среди криков и смеха я едва не
свалился замертво.
Хозяин кричал что-то, стоя в дверях. Капитан расплатился, вся компания
потянулась к выходу. Словно во сне я увидел, как подъехал грузовичок, двое