"Жак Шессе. Покой мертвых ("Двойник святого") " - читать интересную книгу автора

горяч.
- Неужели все это видно в окно полицейской управы?
- И это, и желтую дымку над озером, и лебедя, летящего на большой
скорости с вытянутой шеей. Вот у него-то явно есть шанс улизнуть.
- Объяснитесь попонятнее.
- Это так великолепно: лазурь, озерная гладь, горы... Я вижу чудесные
отражения, прекрасные видения поверх гнили и ловушек.
- Сударь, вас заносит, события последнего времени вам совсем, видимо,
голову заморочили.
- Люстры с подвесками, пузыри, кольца дыма - называйте как хотите, но
это невесомость окружающего мира.
- Вам повсюду только смерть мерещится!
- Невесомая, если вам угодно. Движение воздуха, посверкивание... Важно
одно - затеряться высоко-высоко.
Затем меня тащат в контору - подписывать показания. Ветер с озера
погромыхивает стеклами закрытых помещений, где неоновый свет делает людей
мертвее мертвых. Ясно, что все это пустое времяпрепровождение. Выйдя, вижу,
что уже наступила ночь, зажжены фонари, такси ждут прибытия ночного поезда.
Возвращаюсь к себе по мокрой от пены набережной, есть не хочется, читать
тоже, ложусь в постель "Элла". Это ее название. Можно лечь и в большой
комнате, но к чему? Элла бесшумно спала в своей комнатке с коричневыми
обоями, она почти не дышала, не шевелилась, улыбалась, когда ее будили,
ложась рядом с ней. Просыпалась и улыбалась. "Обними меня, Элла". Обнимала.
"Поласкай меня, Элла". Ласкала. Она спускалась с гор, светящаяся, как
фирновый лед, пахнущая конюшней на заре в снегу, со звуком колокольчика,
звенящего за деревянной перегородкой, когда к ней проходишь ледяной
улицей... Спишь, прижимаясь к теплому боку женщины по имени Элла.
Затем полиция вспомнила об индейце и его поездках в Бельгию на турниры
по метанию карликов. Что с ним сталось с тех пор? Индеец рассказывал обо
всем обстоятельно, детально: "Карлики в касках, в корсетах, приезжают с
классными девками в таких авто, что тебе и не снилось, в баре их кадрят
другие девки - видать, у карликов прибор побольше нашего, тех это и
возбуждает. В мотеле они набиваются в номер к одному карлику по
трое-четверо, и не обязательно к тому, который стал победителем. Когда
карлики после метания поднимаются на ноги среди древесных опилок, в своих
куртках черной кожи, расстегнутых на груди, девицы вопят прямо как
свиноматки, а законные полюбовницы отвешивают им оплеухи. Однажды один
карлик разделся догола на столе бара, так ор и драка длились целый час".
- А ты, индеец, что там делал?
- Я приезжал с Ивовой Веточкой, ну вы знаете, Анитой, пока она не дала
уговорить себя этому треклятому карлику в мотеле. Я был занят: закрывал свою
лавочку перед метанием, с ними никогда не знаешь, что они устроят, могут
такой погром учинить, народ ведь бешеный.
- А дела шли?
- Я продавал все, что успевал произвести: кожаные пояса, браслеты,
бичи, украшения, кулоны, колье из перьев и тотемы, раскрашенные Анитой.
- И карлики тоже покупали?
- Они заявлялись целой оравой вечером в пятницу: шикарно одетые, словно
для родео - сапожки, бахрома, татуировка, - с девицами, устремлялись в мою
лавочку и сметали весь жемчуг для себя и своих телок. На уик-энд приходилось