"Жак Шессе. Обрыв ("Двойник святого") " - читать интересную книгу автора

Анна великолепно играет на пианино, и за ужином, который был сервирован
в столовой - был вечер пятницы, народу прибывало, многие горожане специально
приехали поужинать в загородную гостиницу, - она подошла к старому
инструменту, заставленному пыльными кактусами в медных горшках, подняла
крышку и взяла несколько аккордов - звук был слегка надтреснутый, но
соблазнительный и такой похожий на звуки гитары... Все, в том числе и я,
вздрогнули, перестали есть и обратили взоры на Анну, кто-то проговорил:
- Сударыня, сыграйте, прошу вас, сыграйте что-нибудь.
И тут к моему изумлению - ведь она всегда была такой робкой на людях и
отказывалась играть, даже когда я просил ее об этом, - бросив взгляд
исподтишка, она решительно села за пианино и исполнила импровизацию на тему
популярной мелодии, чем вызвала восторг публики. Еще не затихли последние
аккорды, а присутствующие уже повскакивали с мест, стали покачиваться в такт
мелодии, прихлопывать в ладоши, отбивать такт ножами по бокалам, и этот
веселый тарарам длился все время, пока она одну за другой исполняла мелодии
песен. Под конец всем захотелось сдвинуть столы, сесть вместе и выпить за ее
здоровье. Поклонники ее игры не унимались, все это затянулось надолго, и я
снова стал подумывать об обрыве, о теле, падающем на желтые камни: это
помогало мне с улыбкой переносить крики и смех, раздававшиеся в накаленной
атмосфере столового зала.
Наконец нам удалось вырваться на террасу. Мы упали в ротанговые кресла,
необъятная тьма, в которой слышалось журчание воды, уханье потревоженной
совы, дохнула на нас прохладой. Мы долго сидели молча, я остерегался
нарушить молчание первым, ведь разговор всегда начинала она, излагая мне
свою волю или каприз. Возможно, в этот вечер я был ей признателен за то, что
она играла за ужином, говоря себе, что за все то время, что мы провели
вместе, я так и не смог заслужить, чтобы она играла для меня одного, как она
играла в этот вечер для незнакомцев, приехавших провести выходной вечер в
деревне. Затем эта мысль как-то сама собой ушла, сменившись обычным
равнодушием, забылась Анна, воображаемая мною девочкой в одно
далекое-далекое утро, и я вновь превратился в покорного ей мужа.
Я думал обо всем этом ночью, перед рассветом, проснувшись рядом с ее
горячим, слегка отдающим потом телом, повторяя себе, что все это не имеет ни
малейшего значения; что моя жена двойственна, о чем свидетельствует ее
настороженный и все подмечающий взгляд, что она ведет себя по отношению ко
мне жестко, скрытно - если и заговорит, то лишь для того, чтобы приказать, и
всегда открыта для других, которых очаровывает и берет в полон. Но при этом
очень быстро все ее покидают и забывают. Почему я не сплю, а размышляю обо
всем этом? Почему не оставлю все как есть? Я тоже внутренне отдалился от
нее. А время идет. Заря занимается над обрывом, зажигая его своими первыми
лучами. Вскоре неназойливые мысли оставляют меня в покое, и я вновь засыпаю.
Когда я просыпаюсь, уже десять утра; лишний раз обращаю внимание на то,
как не люблю просыпаться поздно: так и кажется, что день посмеялся надо мной
и пошел своей дорогой без меня. Придется наверстывать. Первым делом - где
Анна? Я не слышал, как она встала, как хлопнула дверь. Должно быть,
позавтракала и гуляет по саду или читает газеты в гостиной. Но торопиться
некуда. Этим утром в одиночестве, в покое приводя себя в порядок, я понимаю,
почему столько горожан проводят здесь свои выходные. Вид из окна дивный: все
живет, поблескивает, попискивает, щебечет среди листвы; пахнет
свежескошенной травой. Неспешно одеваюсь, закрываю дверь на ключ, выхожу в