"Жак Шессе. Сон о Вольтере" - читать интересную книгу автора

трав! Но почему бы вам не пойти с нами, дорогой друг? Свежий воздух придаст
вам сил. Неужто вы опять запретесь, подобно отшельнику, у себя в комнате?
- Подобно монаху-отшельнику из "Услад", дорогой мой философ. Не
отсылайте же меня так упорно в Женеву! Мне нужно написать тысячу писем,
сотню эпиграмм, пополнить репертуар моих четырех театров, обследовать вашу
библиотеку, поговорить с "госпожой философшею" и прослушать из ее уст всего
Аддисона! Так что отправляйтесь собирать свои цветочки без меня. Только
пощадите насекомых. Хотя разрешаю вам принести самую красивую бабочку для
моей племянницы.
С этими словами он делает пируэт вокруг своей трости, смеется, отдает
поклон и уходит в дом.
Во все время этой сцены я видел или, скорее, чувствовал, что
мадемуазель Од едва удерживается от намерения умолить господина Вольтера
составить нам компанию. Она пристально глядит на него, глаза ее блестят,
щеки пылают, губы приоткрыты, но лицо разочарованно гаснет в тот миг, как
господин Вольтер оставляет нас с носом. В лесу мы находим множество
жесткокрылых, и всевозможных еловых бабочек, и Argynnis paphia (так
называемый "испанский табак"), свернувшийся по причине сегодняшней жары, и
одну довольно редкую аквилегию, которой не хватало в гербарии мадемуазель
Од, и даже лисью челюсть без единого зуба.
- Беззубая челюсть. Она мне кое-кого напоминает, - говорю я, глупо
ухмыляясь и протягивая находку мадемуазель Од. Дядя мой, занятый
размещением своих трофеев по коробкам Кавена, не слышал моих слов, но
мадемуазель Од пристально глядит на меня, и в ее взгляде сквозит грусть. И
еще - неизбывное одиночество.


* * *

Итак, я оскорбил и мадемуазель Од, и господина Вольтера.
Никогда больше, за всю мою последующую жизнь, не доведется мне
испытать такой жгучий стыд, как в ту минуту. Лужайка погрузилась во мрак.
Мухи жужжат вокруг моей головы, словно вознамерились заключить ее в
железный венец, голоса спутников звучат где-то далеко, точно в пустыне...
Но вот страшное мгновение истекло. Я прихожу в себя. Вечерний зефир ворошит
кроны деревьев, воздух напоен теплом. Мадемуазель Од шагает впереди меня по
тропинке, я не могу оторвать глаз от ее гибко колеблющейся талии, от
стройных ног под платьем, так легко переступающих через камни и сухие
ветки. Мы возвращаемся домой. Вот мы и дома. Фасад Усьера блестит в лучах
заходящего солнца. Господин Вольтер сидит в саду, его плечи прикрыты
кашемировой шалью, в руках, кажется, книга; он с радостным возгласом
вскакивает с кресла и обнимает моего дядю.


XII

Огни сливаются с огнями в моей ослепленной памяти. Что есть греза? Я
прочел столько трактатов, ее осуждающих! Будь я святым, мне потребовалось
бы огромное мужество или подлинная любовь к мученичеству, дабы продолжать
упиваться грезами. Вот он - теплый летний вечер в маленьком загородном