"Сергей Шерстюк. Украденная книга " - читать интересную книгу автора

обездвиженный театр; на полях одного из его дневников вписана реплика жены:
"Меня не интересует театр жизни, меня интересует написанная пьеса ";
друзья-писатели не принимали его за " своего ", романы его не получили
признания в " перестройку
" и печатались в отрывках малотиражными элитарными журналами;
интеллектуальные построения не сложились в систему или доктрину и заполняли
страницы дневников на правах разрозненных эссе; журналисты летели на него,
как мухи, но к этому времени от журналистики его уже воротило; реально
существовавший миф южнорусской " киевской школы " и почти эзотерического
учения
Емасалы (" наш миф ", как гордо говорили его адепты), придясь не ко
времени, к началу 90-х рассосался... как настроение
(словечко из культурологии Шерстюка), а деньги на жизнь приходилось
теперь зарабатывать за океаном, приспосабливаясь к уровню запросов и
эстетическим критериям заказчиков и покупателей. Было отчего впадать в
отчаяние. Не говоря о том, что рухнула советская империя, чему он по
неразумию своему не противился, не сразу разобравшись в собственных
классовых интересах (привилегированной советской фронды) и идейных
пристрастиях, предпочтениях, вкусах.
Единственное его счастье состояло в том, что в 85-м году, считая себя к
этому моменту в очередной раз полным неудачником, он повстречал женщину, с
которой ему захотелось умереть, прожив с ней долгую и счастливую жизнь. С
той поры дезориентация и отклонение инстинктов (и в первую очередь
жизненного инстинкта), через которые он прошел, все более утрачивали над ним
свою власть. Природа его все более осветлялась, переходя от смертолюбия к
жизнеутверждению. Со своим прошлым он научился жить, как с хорошо изученными
за долгие годы минными полями, постепенно их разминируя. С разливанным морем
агрессии в его картинах начинает спорить тема прелести жизни - покоя, флоры,
радостей консьюмеризма (серия и выставка "Все это я ел "). Его перестает
терзать бешеное честолюбие (зачем власть тому, кто любит и любим?!), своим
демонам он указывает их место (к этому времени он уже верующий, церковный
человек). Вся его жизнь была вереницей блужданий и странствий в поисках
"Золотой книги " (на его жаргоне; я бы сказал - " плана Рая"), и никогда он
не был еще так близок к тому, чтоб подержать ее в руках (и я уверен, что в
снах, где это только и возможно, это иногда ему удавалось).
Но так получилось, что и эта женщина оставила его после 12 лет
совместной жизни по любви. Вольно или невольно, сознательно или
бессознательно - здесь совершенно не место гадать и предлагать однозначную
версию. Но сам способ - самосожжение - (женщины и актрисы!) говорит о том,
что в этом поступке присутствовал момент очистительной жертвы (не дара, но
мены и выкупа).
Последние дневниковые записи Сергея о жизни без Елены Прекрасной
- тяжело, но надо читать. Потому что это последняя в ХХ веке
трагическая история любви (забытый жанр - казалось, что такого уже не может
быть в обмельчавшем современном мире). Он умер ровно через девять месяцев
после ее ухода, день в день, выносив свой земной срок, как ребенка от нее,
соединившего их теперь уже бесповоротно не рождением, а смертью. Тридцать
девять лет и сорок семь. 23 августа и 23 мая - август и май всегда были его
критическими месяцами.
Смерть придает особую гулкость прожитой жизни, как звуку струны пустой