"Галина Щербакова. Год Алены " - читать интересную книгу автора

- Я открою? - спросила Алена, натягивая на плечи Нинин халат, который
был ей и короток, и узок.
Куня сшивала простыни. Странная это была терапия - из нескольких
продранных простыней создавать одну. В сочиненных в раздумье простынях была
какая-то странная притягательность. Казалось бы, что может быть вообще
примитивней и проще простыни? Кунины же выглядели живописно и весело. Куски
сострачивались у нее как Бог на душу положит, никогда она не раскладывала их
заранее. В результате появлялись невообразимые полотнища, состоящие из
полосатого, белого, цветного, из хлопка и льна, из дорогого и дешевого, в
них не было программы и идеи, но, состроченные намертво, они обещали Куню
пережить.
Остервенело строча, Куня думала о Нине. Она думала о том, что у ее
племянницы, а вернее - внучки, жизнь не получилась ни с какой стороны - ни с
общественной, ни с личной. Есть такие изначально несчастливые люди. Им бы
какой-нибудь знак, чтоб другие были с ними поделикатнее, осторожнее. А сами
эти бедолаги предопределенности своей не знают, живут, как счастливые, и все
равно напарываются на беду, как на штырь. Вспомнив о штыре, Куня посмотрела
на свой вбитый возле двери, на котором висели вещи для уборки - старый
халат, старое осеннее пальто, в котором она выходила на черную лестницу
вытряхивать половики и одеяла, пластмассовая выбивалка и ситцевая косынка.
Она хорошо помнит, как нашла этот штырь на улице. Просто он попал ей
под ноги, когда возвращалась с работы. Она тогда еще не привыкла к сменной
работе в метро, еле ноги волочила и зацепилась за эту железяку. Взяла ее и
вбила в стенку и повесила спецовку. Много раз белила после этого комнату, но
штырь не вынимался. Сначала, как Куня говорит, - из вредности, а потом он
просто врос в тело такой же неживой природы, какой был сам. Почему,
собственно, неживой? Все живое! Вот эти простыни такие живые, что прямо
вырываются из рук, распохабно веселые простыни, творение эпохи нехваток и
дефицита. А штырь - творение другой эпохи, но тоже живой.
Куня членит свою жизнь на составные части. До войны Куня прыгала с
вышки. Купол весело хлопал над головой и тянул ее вверх, вверх... Куня
вытягивала изо всей силы пальчики ног, она боролась с этим "вверх, вверх",
все-таки не от чего-то там отлетаешь - от земли. Вот такой, разрываемой
пополам, она помнит себя до войны: стропы тянут ее вверх, а земля
вдохновенно притягивает к себе.
Потом была война и... Послевойна и... И точка.
Куня перемахивает через эти годы прямо к штырю. Нечего думать о том, о
чем думать больно. У человека должна быть воля. У нее есть воля. Поэтому
подумаем о другом.
Например, о том же штыре. О нем сколько угодно, пожалуйста.
Замечательно вечная железяка. Как и простыни. Оказывается, в жизни Куни есть
уже две вечные вещи.
А что, если представить штырь шампуром? И нанизать на него
проуксусенные и просоленные куски жизни? И хлопающий купол парашюта, и эту
вот нахальную простыню, и даже то, о чем думать воля не позволяет? Штырь
крепкий, он все выдержит.
Из шести драных простыней вышли две крепкие, бессмертные, наглые
простыни плюс куча замечательно мягких кухонных тряпок. Собственно, чего
брюзжать? А никто и не брюзжит.
Строчит Куня, строчит... Хорошая у нее машинка "Зингер". Тоже вечная