"Галина Щербакова. Отвращение" - читать интересную книгу автора

Сама же она зорко отслеживала возможное появление шахматного гения,
припадающего на одну ногу. Таких не было. И уже университет выписал ей
диплом с отличием, и уже профессор с кафедры древней литературы взял ее в
аспирантки - больше, увы, некого, а последние оставшиеся девчонки без мозгов
одна за другой повыскакивали замуж, и забылась история с латинистом, и снова
во всю мощь взыграли некрасота и бедность, и что-то было не так, не так, не
так... И мозг тушевался перед неопределенностью и неточностью задач, которые
ставила ему хозяйка. А не поехать ли в Чечню перевязывать раненых? А не
рвануть ли в какой-нибудь гарнизон на постой? Там ведь должны быть школы?
Аспирантура, конечно, хорошо, но хотелось, хотелось другого. Каких-то широко
открытых дверей, в которые она входит на высоких каблуках, и ее встречают
аплодисментами. Бокала в руке, в котором возникают и лопаются пузырьки, ее
ногти - совсем новые: длинные, без толстых мясных заусениц. И гордый поворот
головы - так она видит себя в зеркале. Да, это она. Ее длинный нос, ее
подбородок, ее залипшие в шею мочки, но и не она тоже. Такой она будет,
когда победит в этой жизни. Сегодняшняя жизнь - это главное препятствие.
Значит, надо убить эту жизнь ради жизни другой? Слово "убить" ее ничуть не
смущает, смущает чистая биология. Какую часть нынешней жизни нужно оставить
для генерации новых пальцев и новой мочки? Она всем зачем-то рассказывает
про мужчин, которые прошли через ее лоно. Презервативы торчат у нее из всех
карманов, потому что себя не сбережешь - никто не сбережет. Она врет легко и
весело.
Ей даже стали верить, потому как сексуальная революция была в зените и
жить иначе как бы уже и не пристало. Наступило всеобщее давалово - так у них
шутили в общежитии. На самом же деле у нее не было никого. Латинский эпизод
ничего не стоил. Он оказался бессмысленным, ибо не дал ни удовольствия, ни
опыта. А тут еще со временем случилось нечто: время, как оглашенное,
покатилось с горы, разбрасывая во все стороны и вполне телесных людей, и
совсем тонкие субстанции - идеи там, добродетели.
Настало время открытого подглядывания в замочные скважины, черных
пиаров, склок как публичного театра. Как-то все оборзели в мерзости и
ненависти друг к другу.
Именно в это время - получилось случайно - газета опубликовала ее
рецензию на местного разлива знаменитость. Поэт завизжал, как ужаленный, дал
отлуп в другой газете, и завязалась газетная драка. Какой же она словила
кайф от полученных подножек и своих ответных зуботычин. Стихия словесной
брани оказалась такой родной, плодотворной, что через пару месяцев ее
заметки уже публиковали с фоткой "морды лица" и отбоя от заказов не было.
"На этот бы кусок хлеба - еще и масла", - думала она. Но газетные заметки
принесли известность в узких кругах, и только. Гонорары были все копеечные.
Руководитель же научной работы, как дурак последний, стал приставать: а
где ваш план, а дайте тезисы, а время идет, а вы себя не проявляете.
Пришлось покрутиться, что-то карябать на листе, больше по части угождения
профессору. Старик был падок на лесть, и уж Дита старалась так, чтоб у того
побежала слюна, какой он гений, а она ведь его ученица, значит, от него у
нее такой проницательный взгляд, то да се. И только под его руководством она
сделает прорыв... Куда? Зачем? Ей никогда не была интересна древняя
литература, она не доставляла ей радость, вообразить себе не могла
искреннего интереса к этим замшелым истокам. Но упускать покровительство
падкого на лесть старика было бы верхом расточительности. Ведь впереди в