"Галина Щербакова. Ангел Мертвого озера" - читать интересную книгу автора

у кого... Я обошла всех. Никто не пустил даже на порог. Отшивали по
телефону. Хорошо, что я знала ваш адрес. И пришла ногами. По телефону вы бы
тоже отшили.
Я ее не слышу. Я перебираю всех родных и близких, которые могли умереть
без моего ведома. Даже подумать страшно, сколько знакомых и не очень я
схоронила в эти несколько секунд. Бред идеи поминок был отодвинут, я
истерически искала покойника.
- Верку Разину помните? - спрашивает гостья, и теперь я знаю, как
попадает пуля в цель, как разлетаешься на куски, и последняя мысль - не
ужас, а наивное и детское "надо же!". За капельку до того, как была названа
фамилия, я подумала: а где, интересно, сейчас Вера Разина?
Странный прилепок нашей семьи.
...Мама рассказывала, что мать с дочерью бежали от немцев буквально с
двадцать второго июня сорок первого года. Мать была еврейка,
девочка-десятилетка - полукровка, вся белесая, бесцветная, белоруска одним
маминым словом. Целую ночь беженка говорила о чем-то с бабушкой, которую
знала в детстве. А потом отлучилась вроде по-маленькому - и все нет и нет,
нет и нет, пошли в уборную, а она висит. Мама объясняла так, что другого
способа оставить ребенка, у которого ноги были сбиты до костей, еврейка
придумать не могла. Бабушка упиралась, предлагала деньги на продолжение пути
побега, но женщина выбрала путь в уборную. Жанна осталась у нас как
племянница из Полесья. Она жила у бабушки, а потом была пристроена в семью,
где нужна была нянька. Чем-то эта семья была обязана бабушке за какие-то
раньшие времена, то ли коллективизацию, то ли гражданскую. Поэтому Жанна
войну прожила спокойно, тайна ее явления в наших краях осталась тайной. Мать
же Жанны была похоронена на нашем огороде. На могиле бабушка высадила акцию.
После войны, рассказывают, в нашем полугороде стали работать пленные
немцы. Это были фальшивые немцы - румыны, итальянцы. Они были худы, чернявы,
но, как говорила моя мама, не нашим мужикам чета. Ласковые, как телята, и
красивые, как жеребята. Ну вот все и случилось. Где-то "чи пид стрехою, чи
биля криници", то бишь под крышей или возле воды, случился грех у белявой
полуевреечки и чернявого жеребенка из Италии. Жанна скрывала беременность от
моей бабушки, от семьи, где она была приживалкой-домработницей, и от
итальяшки тоже, потому как боялась, что его тогда могут заслать невесть
куда. Тайное оставалось тайным месяцев до шести, а потом стало таким
скандалом, что Жанна бежала куда глаза глядят. Вернулась через три года с
дитем, девочкой Джульеттой, вот уж бабушка моя насмеялась всласть. Откуда ей
было знать - Жанна ведь не призналась, - что девочка - итальяночка, и
Джульеттой названа по любовной сущности имени. Но итальянцев и румын уже
куда-то отправили, и только бабушка продолжала смеяться над несчастным
дитем, что все-таки несравненно лучше плача над ним же.
Опять и снова бабушка взялась устраивать мать и дочь. Тогда как раз
удачно цыгане покинули данный им в оседлость после войны саманный поселок.
Вынули рамы, сняли двери, сложили все это на подводы и только их и видели.
По дороге посрезали веревки с мокрым бельем, собрали ведра и сохнущие на
заборах глечики (горшки), пихали в мешки задумавшихся кур и утей, в общем
прошел Мамаем приготовленный к новой жизни народ. Бабушка взяла Жанну за
руку и привела в один из оставленных домиков, где сохранилась рама, а дверь
бабушка принесла из собственного сарая.
- Ты теперь будешь цыганка, - сказала она белесой Жанне, - все ушли, а