"Люциус Шепард. Жизнь во время войны " - читать интересную книгу автора

насколько удача Хетти напоминает его собственный ритуал выживания,
сверхчувствительность пилотов и другие гватемальские штучки. Все эти модели
были одинаково иллюзорны, и если вспомнить, что Хетти - всего-навсего
контрольный экземпляр, на котором новоиспеченные медиумы отрабатывали
происходившие с ними перемены, то вполне могло получиться так, что за каждый
подобный случай должны отвечать сами медиумы, что именно они и породили все
эти иллюзии. Минголле очень хотелось списать эти мысли на паранойю, но
ничего не выходило.
Хетти сидела на ляжках, молчала и ждала в награду удачи; подол платья
задрался, выставив напоказ тенистую ложбинку между ног. Минголла не мог дать
ей удачу, только желание, единственную эмоцию, которой он умел придавать
форму. И это желание было в нем сейчас очень сильным. Он жил им, жил скрытой
в нем мощью. И куда бы он ни посмотрел, мир словно расцветал под напором его
взгляда. Изношенные доски, серебристый бисер света в паутине, рыжее дерево
стола - все становилось ярче. А что, если, думал он, сильное желание
принесет удачу. Уже направляя его на Хетти, он вдруг увидел, что удача,
покровительство фортуны, тоже имеет форму, и включил ее в поток своего
желания.
Хватая ртом воздух, Хетти выгнула спину и растопыренными ладонями
принялась водить по животу, груди, расплющивая и уминая округлости. Глядя на
нее, Минголла понимал, что подарок - желание и удачу - легко вернуть, что он
может взять эту девушку прямо сейчас, здесь, посреди мотыльков и паутины,
получится употребление в чистом виде, почти насилие, удовольствие бесплатное
и безнаказанное. А хотелось сильно. Напряжение сковало тело, он разрывался
от смеси уверенности и робости - словно получив точно в руки пас, таращился
в живот защитника и не знал, куда лучше прорываться - вправо или влево, - а
потому стоял подавшись вперед, как замешкавшийся ныряльщик, медленно
подчинялся силе тяжести и ждал, когда противник увидит - или решит, что
видит,- намек на выбранное направление, упреждающе сместит вес, встанет
неудобно - и вот тогда Минголла прорвет оборону. Голова Хетти мотнулась из
стороны в сторону, бедра приподнялись. На верхней губе и в ложбинке шеи
выступил пот. В страсти она была похожа на грациозное животное, и Минголла
потянулся к ней, думая о Деборе и о ее грации. Но тут Хетти вскрикнула,
встала на четвереньки, воткнулась бедрами в пустоту, закричала опять, на
этот раз мягко и хрипло; в ответ на сигнал тревоги в ее сознании
замельтешили миллионы рыб, они расплывались в разные стороны, а их место
занимал ленивый поток, вялый и лишь слегка подрагивающий.
Сарай кренился на ветру, крыша дребезжала. Хетти стояла на четвереньках
и тупо таращилась на Минголлу сквозь толстые кольца косичек. Теперь он не
жалел, что не взял ее, она была слишком легкой добычей, ему не нужна
женщина, сквозь сознание которой ходили все кому не лень. Он поднялся на
ноги, Хетти следила за ним взглядом; он обогнул ее, подошел к столу, она
повернула голову: эмоций не больше, чем У коровы.
- Вставай! - раздраженно приказал Минголла. Но когда она встала,
свесила по бокам руки, раздражение сменилось жалостью, и он спросил, как она
себя чувствует.
- Я... - Хетти машинально разгладила складки на платье. - Все как-то
все получает ясно.
- Что все?
- Все из удачи.