"Люциус Шепард. Жизнь во время войны " - читать интересную книгу автора

Свободно-оккупированной Гватемалы. К востоку от зеленого пятна, через всю
страну от мексиканской границы до Карибского моря, тянулась желтая ничейная
полоса. Муравьиная Ферма была пунктом огневой поддержки и располагалась у
восточного края этой желтизны; именно оттуда двадцатилетний артиллерист
Минголла закидывал снарядами территорию, изображенную на картах черно-белой
топографической штриховкой. Все вместе позволяло ему думать, что он
сражается за безопасность основных цветов этого мира.
Минголла с приятелями могли провести отпуск в Рио или Каракасе, однако
давно было замечено, что именно после этих городов солдатская бдительность
падает особенно сильно, из чего они сделали вывод: чем шикарнее человек
проводит свой отпуск, тем вероятнее потом гибнет, а потому выбирали самый
непритязательный из всех гватемальских городишек. Солдаты не дружили
по-настоящему, их мало что связывало, и в иных обстоятельствах легко могли
бы стать врагами. Однако совместный отпуск был для них ритуалом выживания,
и, добравшись вместе до нужного городка, они разбредались в разные стороны
исполнять оставшуюся часть. Все трое до сих пор были живы, а потому
убеждены, что если и впредь будут верны своим ритуалам, то, может, дотянут
до конца службы. Они никогда не говорили друг с другом об этой вере - разве
только намеками, что тоже было частью ритуала, - и по зрелому размышлению
наверняка признали бы ее иррациональность, не преминув, однако, указать, что
странный характер войны эту веру только укрепляет.
Вертолет приземлился на авиабазе, в миле к западу от городка: голую
бетонную полосу с трех сторон окружали бараки и конторы, сразу за ними
поднимались джунгли. В центре полосы еще один "Сикорский" отрабатывал взлет
и посадку - пьяная камуфляжная стрекоза, две другие зависли над нею, словно
заботливые родители. Минголла спрыгнул на бетон, и горячий бриз тут же вздул
его рубашку парусом. Впервые за много недель он был в "гражданке", и по
сравнению с боевым снаряжением она казалась почти невесомой; Минголла нервно
огляделся: сейчас его уязвимостью воспользуется невидимый враг. В тени еще
одного вертолета бездельничали механики; кабина у вертушки была вся
разворочена, зубья пластикового фонаря закручивались над обгоревшим
металлом. Между бараками сновали пыльные джипы, строй плотно накрахмаленных
лейтенантов бодро тянулся к неподвижному автопогрузчику и уложенному на его
вилах высокому штабелю алюминиевых гробов. На ребрах и ручках вспыхивало
послеполуденное солнце, а далекая линия бараков шевелилась в горячем мареве,
словно волны неспокойного тускло-оливкового моря. Несовместимость деталей -
что не так на этой фотографии? - смесь ужаса и обыденности действовали
Минголле на нервы. Левая рука дрожала, солнечный свет разгорался все ярче,
от него мутило и тошнило. Чтобы не упасть, Минголла привалился плечом к
ракетному пилону "Сикорского". Высоко в ярко-синем небе расползались
инверсионные следы: XL-16-е шли дырявить Никарагуа. С чувством слегка
похожим на зависть Минголла смотрел им вслед, пытался поймать шум моторов,
но слышал лишь ошалелый шепот "Сикорского".
Из люка в компьютерный отсек позади кабины выпрыгнул Джилби; он
стряхнул с джинсов воображаемую пыль, вразвалку подошел к Минголле и встал
рядом, уперев руки в бока: невысокий мускулистый парень с армейским ежиком
светлых волос и упрямым ртом капризного ребенка. Из того же люка высунул
голову Бейлор и озабоченно оглядел горизонт. Затем тоже спрыгнул на землю.
Этот был долговяз и костляв, на два года старше Минголлы; гладкие черные
волосы, оливкового цвета кожа, прыщи, резкие черты лица словно вырублены