"Александр О'Шеннон. Антибард: московский роман " - читать интересную книгу автора

Но за что можно по-настоящему любить дебютирующего ныне прозаика - так
это за точность: я бы назвал ее целительной, облегчающей. Прочтешь про
что-нибудь эдакое, в чем и себе-то не признаешься, - и прыгаешь до потолка:
Боже, я не один такой! Я просыпался в тех же квартирах, выступал в таких же
залах, у меня были такие же девушки и такие же друзья, и пельмени я жрал
такие же! Это самое счастливое совпадение читательских и авторских ощущений,
не менее редкое и драгоценное, чем синхронный оргазм. На этом стояла слава
Буковски, Миллера, на этом же стоит слава Лимонова. Не в непристойности
дело, а в смелости, с которой можешь сказать о себе все.
А вообще - это очень культурная книга. Ее написал исключительно
образованный человек, владеющий словом более чем свободно, с исключительной
непринужденностью и редкой пластикой. Сделано это ненавязчиво и незаметно,
но - все видно. Уколы точных деталей, оплеухи убийственных характеристик - и
вот перед вами безупречная картина жизни поэта в эпоху безвременья. Потому
что бард, каким его рисует автор, - и есть настоящий поэт, загнанный в
ситуацию, в которой он нужен только одиноким и не очень счастливым бабам. И
поет только по маленьким залам и не очень уютным квартирам. Это исповедь
мужчины и поэта, рожденного для великих дел, - исповедь человека
Возрождения, обознавшегося дверью и попавшего в эпоху вырождения.
Не думайте, что моя оценка завышена. Если в книге много мата и грязных
подробностей, это не делает ее бульварной. Напротив, в книгах современных
широко издающихся авторов мата мало, грязь строго дозирована, - но сами они
читаются с таким же трудом, с каким, бывало, жевался тульский пряник
застойного образца. Высокая литература сегодня должна быть грязной, ибо
настоящая проза может быть только честной.
В общем, получилось, по-моему, О'Хуенно.
Дмитрий Быков.

- Нашим молодым ирландским бардам, - суровым
цензором продолжал Джон Эглинтон, - еще предстоит
создать такой образ, который мир поставил бы рядом с
Гамлетом англосакса Шекспира, хоть я, как прежде
старина Бен, восхищаюсь им, не доходя до
идолопоклонства.
Джеймс Джойс. "Улисс"

Я просыпаюсь не оттого, что не хочу спать, а оттого, что хочу пить.
Банальный в общем-то, похмельный сушняк. Но просыпаться я не хочу, поэтому
заставляю себя спать дальше. И так - несколько раз: я просыпаюсь, чувствую
свет дня сквозь веки, сознание мое проясняется, словно солнце пробивается
сквозь тяжелые, как тучи, ошметки сна, но я мучительным усилием сгущаю их,
заволакиваю горизонты и опять засыпаю. И вижу водопады газированной
минералки, льющиеся прямо мне в руки, на голову, и я пью, пью, пью... Даже
во сне я понимаю, что долго так продолжаться не может - воздух, который я
вдыхаю, густ и горяч, он обжигает шершавый язык, карябает горло и заливает
легкие раскаленной лавой. Я начинаю задыхаться. Сушняк. Интоксикация.
Нужное - подчеркнуть. В висках пульсирует боль.
Надо вставать, надо вставать.
Надо встать, доползти до крана и влить в себя ледяную зимнюю воду.
Потушить пожар. Я уже не сплю. Лежу с закрытыми глазами, но уже готов